«Точную» дату выступления Тухачевского – 12 мая 1937 г. – называет А.Б. Мартиросян, правда без указания источника информации. Приведенный выше анализ никак не подтверждает этого.
Этот же автор не знает и дату ареста Тухачевского, который имел место не 25-го, как утверждает Мартиросян, а 22 мая 1937 г. Поэтому будто бы имевшая место 24 мая проверка «документов Бенеша», результаты которой обусловили якобы арест Тухачевского, на самом деле (если бы эти факты были взаимосвязаны, что отвергает Молотов) никакого отношения к аресту маршала не имела.
«Кстати говоря, реакция самого Тухачевского на отвод от поездки в Англию вообще сразит наповал, – пишет Мартиросян. – Дело в том, что запрос в МИД Великобритании о выдаче Тухачевскому въездной визы был представлен через британское посольство в Москве 3 мая 1937 г. В тот же день из Берлина было получено официальное сообщение о составе и главе германской делегации на коронационные торжества. 4 мая в срочном порядке и внезапно запрос о выдаче визы Тухачевскому был аннулирован советской стороной. И в тот же день на квартире наркома внешней торговли А Розенгольца (активного троцкиста и не менее активного заговорщика) Тухачевский, уяснивший, что Сталин с Ежовым обставили его, стучал кулаком по столу и орал: „Вы, что, ждете, когда нас к стенке поставят как Зиновьева, я пятого начинаю переворот!“»1360
Похожие сведения, кстати сказать, содержатся и в книге В. Карпова «Генералиссимус». «По показаниям еще одного заговорщика, – сообщает он, – на секретной сходке Тухачевский стучал кулаком по столу и кричал: „Я не могу больше ждать. Вы что хотите, чтобы, нас арестовали, как Пятакова и Зиновьева, и поставили к стенке?“. Сталин, безусловно, знал и об этом…»1361.
Это свидетельство перекликается с рассказом санитарки о случайно подслушанном ею разговоре Тухачевского с Овсянниковым в больнице1362. К сожалению, ни Мартиросян, ни Карпов не указывают на первоисточник своих сведений. Странно и то, что, цитируя возмущенную реплику Тухачевского, они допускают достаточно заметные разночтения. Очевидно, кто-то из них (а может быть, оба) не видел в глаза соответствующие показания «одного из заговорщиков», а дал их в вольном пересказе.
Однако, возвращаясь к описанию Мартиросяном реакции Тухачевского на отмену его поездки в Лондон, напомню, что ему об этом стало известно не 3 мая, а 23 апреля 1937 г. Ни в одном документе нет даже намека на указанную выше бурную реакцию Тухачевского. Что же касается утверждения Мартиросяна, что Тухачевский сказал это на квартире у Розенгольца, то еще раз обратимся к некоторым фрагментам показаний Розенгольца.
«Все переговоры с Тухачевским вел Крестинский, – показывал обвиняемый Розенгольц, – за исключением одного совещания, которое было у меня»1363, имея в виду их совещание втроем (с Тухачевским) в конце марта или начале апреля 1937 г. Следовательно, никакого совещания с участием Тухачевского на квартире Розенгольца 4 мая не было. Крестинский же по поводу майских «совещаний» сказал следующее (процитирую еще раз):
«…В самом начале мая выяснилось, что Тухачевский не едет в Лондон. К этому времени вернулся из Средней Азии Рудзутак. После возвращения Рудзутака и после выяснения того, что Тухачевский в Лондон не едет, он заявил, что может произвести это выступление в первой половине мая»1364. Это все, что мог сообщить Крестинский, который, согласно материалам следствия и судебному разбирательству, единственный из гражданских «заговорщиков» поддерживал связь с «военными заговорщиками» через Тухачевского. Поэтому сообщение А.Б. Мартиросяна ничем не подкрепляется и вызывает сомнение в его достоверности.
Все сказанное не означает, что цитированная Карповым и Мартиросяном возмущенная реплика Тухачевским никогда и нигде не произносилась или не могла бы произноситься. Это значит только, что ее не было 4 мая 1937 г. и на квартире Розенгольца.
Столь же сомнительно утверждение этого автора, что Тухачевский после 4 мая «в срочном порядке объявил военные маневры на 12 мая 1937 г., только тогда Сталин окончательно убедился, что заговор – смертельная реальность и более медлить нельзя. 11 мая Тухачевский был снят с поста замнаркома обороны и назначен командующим Приволжским военным округом с приказом немедленно отбыть к месту новой службы»1365.
Выше, со ссылкой на официальные документы, указывалось, что решение о смещении Тухачевского с поста замнаркома было принято 8 мая, официально оформлено решением Политбюро ЦК 9 мая и приказом наркома обороны 10 мая. 11 мая приказ был напечатан в центральных газетах. Смешно полагать, что Тухачевский и войска узнали об этом из газет.
Таким образом, никаких конкретных данных о планировании и подготовке Тухачевским военного переворота в апреле-мае 1937 г. нет. Не было этих сведений и в распоряжении Сталина к июню 1937 г. Не было их по существу и к февралю 1938 г.
Подозрительные встречи и «японский документ»
Однако остается вопрос: почему все-таки прямые следственные действия в отношении Тухачевского начались 22 апреля 1937 г.? Почему несмотря на то, что К. Радек достаточно пространно рассуждал о своих контактах с Тухачевским в 1935 г. через В.К. Путну, правда, не менее пространно поясняя непричастность маршала к «троцкистским делам» и «Параллельному центру, 24 и 25 января 1937 г. на процессе «параллельного центра», – почему прямые и конкретные следственные действия по «заговору Тухачевского» начались лишь с 22 апреля 1937 г.? Иными словами, почему санкции НКВД на таковые действия со стороны Сталина, Молотова и Ворошилова были даны только к 22 апреля 1937 г.? Что же могло послужить основанием для них к этому времени? Следует обратить внимание и на некоторые другие факты, полагаю, связанные с поставленными вопросами.
15 апреля 1937 г. на должность 1-го заместителя Народного комиссара внутренних дел был назначен М.В. Фриновский, ставший вскоре главным организатором всего дела по «военно-троцкистскому» или «военно-фашистскому» заговору. И в тот же день, 15 апреля 1937 г., на должность заместителя командующего Московским военным округом был назначен человек, пользовавшийся безграничным доверием со стороны Ворошилова, начальник Управления по начальствующему составу Наркомата обороны СССР комкор Б.М. Фельдман.
По характеру деятельности «кадровики» в любом учреждении, малом и большом, работают если и не в контакте со спецслужбами, то, во всяком случае, знают всю «поднаготную» кадров, что, несомненно, весьма важно при назначении на ту или иную должность. Особенно это важно в таком ведомстве, как оборонное. Поэтому, конечно же, Фельдман, если и не являлся негласным сотрудником НКВД, то, вне всякого сомнения, работал в тесном контакте с НКВД и Политуправлением Красной армии. Поэтому его назначение на указанную должность нельзя расценить иначе, как укрепление надежности МВО.
Показательно в связи с назначением Фельдмана то, что столь удобное для следствия и обвинения назначение Фельдмана на должность заместителя командующего столичным военным округом, полностью им игнорировалось. Оно осталось без каких-либо комментариев на заседании Военного совета 1–4 июня 1937 г., где обсуждалось «дело Тухачевского» и др. Совершенно очевидно, что даже упоминание об этом бросало тень на самого Ворошилова, который, и это всем было известно, по собственному признанию, безгранично доверял Фельдману1366. И именно Ворошилов с настойчивостью инициировал назначение на указанную должность комкора Фельдмана, игнорируя просьбы со стороны, казалось бы, совершенно преданного ему Г. Кулика, только что возвратившегося из Испании.
