Однако никто из них, в том числе и Овсянников, не сообщали о какой-либо антисоветской деятельности Тухачевского. Будучи арестованным в 1938 году, Овсянников показал, что органы ОГПУ давали ему задание по разработке Тухачевского, но никаких компрометирующих его материалов установить ему, Овсянникову, не удалось»1408.
Учитывая осведомленность агента Овсянникова, можно полагать, что он находился в достаточно близком окружении Тухачевского уже к 1925 г. И этим человеком мог быть именно бывший штабс-капитан, сокурсник Тухачевского по Александровскому военному училищу П.И. Овсянников, сотрудник Военно-исторического отдела Штаба РККА.
Из приведенных выше сведений и размышлений по их поводу в контексте рассматриваемой проблемы лишний раз подтверждаются соображения, высказанные в начале настоящей книги. При планировании «дворцового переворота» военные заговорщики, конечно же, предполагали, хотя бы приблизительно, состав «нового правительства», которое должно было взять на себя управление государством, причем в условиях, осложнившихся ожиданием близкой большой войны. Это должны были быть лица, имевшие опыт государственной деятельности, включая все ее аспекты: политический, экономический, социальный, культурный и др.
Исторический опыт показывает, что даже генерал Бонапарт, при всех своих несомненных и разносторонних способностях, с учетом его эпохи, выросшей из Века Просвещения, создавал и преобразовывал свою Империю все равно главным образом в милитарном направлении. «Перманентная война» определяла вектор движения «имперской Франции». В той или иной мере высказанные соображения относятся и к другим примерам, когда генералы оказывались во главе государства: Ш. Де Голль, Ф. Франко, Чан-Кай-ши. Все названные советские генералы, включая Тухачевского, Уборевича, Якира и др., были людьми, что называется, «до мозга костей» военными, прославленными на полководческом поприще, особенно первые, самые выдающиеся из советской военной элиты. При всем своем хорошем общем культурном развитии (в частности, Тухачевский) они выросли не из Века Просвещения, а из Первой мировой войны и из Века Декаданса европейской культуры. Они прекрасно понимали, что в любом случае им понадобятся хорошие хозяйственники, умеющие управлять и государством в целом, и отдельными его, не военными отраслями. Мало того, все они, конечно же, не собирались менять вектор социально-экономического развития страны, особенно ввиду надвигавшейся войны. Все они, независимо от субъективных симпатий или антипатий, были за социализм, но с несомненной, по крайней мере на данном этапе, оборонной доминантой. Вот почему Тухачевский так сожалел о гибели Пятакова, на которого, во всяком случае, он лично, очевидно, делал большую ставку как на будущего «премьера». Мне думается, что «отстрел» бывших известных и малоизвестных «вождей» в 1936–1938 гг. в значительной мере был обусловлен именно этим обстоятельством – лишить любых заговорщиков надежд на то, что им удастся найти кого-либо, кто мог бы заменить у руля государства Сталина и его команду. В таком контексте, на мой взгляд, становится более понятна логика физического уничтожения не только некогда популярных «вождей большевизма» Зиновьева, Каменева, Пятакова, Рыкова, Бухарина и др., но также и Рудзутака, Розенгольца и им подобных.
Postscriptum
Образ «заговора красных маршалов», «красного Наполеона-Тухачевского», угнетавший сознание и политическое мировоззрение советской правящей элиты в течение пятнадцати лет, представлял собой нерассекаемый сплав реального и воображаемого. Напомню пристальное внимание к нему Ж. Ле Гоффа.
Нарастающая, пусть и не 100-процентная уверенность в реальности «заговора красных маршалов» под знаменем «Тухачевский» охватывала, сжимала и ожесточала мысль Сталина и ближайших его соратников, стимулируя решительность их реакции. Но можно ли было думать иначе?
Все попытки Сталина оторвать Якира от Украины, лишить его украинских войск, предпринимавшиеся до осени 1935 г., оказались тщетными. Якир упрямо не хотел уходить. Сталинские подозрения превратились в убеждение: Якир становится политически опасен, он что-то замышляет. А наличие в войсках Якира многих командиров из бывших троцкистов, особенно настойчивое стремление командующего Киевским военным округом взять к себе заместителем комкора Примакова лишь укрепляли это убеждение. Но Якир был популярен, и сместить его простым волевым решением было политически опасно. Тогда было решено начать «чистку» близкого окружения командарма, чтобы «свалить» его таким образом.
В то же время Тухачевский, убежденный в гибельности для Красной армии и страны старого оперативного плана Генштаба, обнаруженной в стратегических играх 1936–1937 гг., был одержим стремлением любой ценой и любым путем добиться принятия своего плана оперативно-стратегических решений. И если нарком Ворошилов и начальник Генштаба Егоров противятся этому, их нужно отстранить. Если этому будет противиться Сталин, то отстранить и его?
В конце 1936 г., на основании доклада Гамарника, было решено отобрать у маршала Блюхера Дальний Восток. Однако единодушие двух ворошиловских заместителей, Тухачевского и Гамарника в этом вопросе и готовность Гамарника при поддержке Тухачевского возглавить Дальневосточную армию внушало опасение: Гамарник, приятель Якира, стремится взять в свои руки еще одну ключевую позицию. Тогда группа Якира и Гамарника в союзе с Тухачевским будет в состоянии оказать такое давление на Сталина, вынуждая его отправить в отставку Ворошилова, сопротивляться которому Сталин будет не в силах.
С достаточным основанием, можно полагать, что толчком к началу следственных действий в отношении Тухачевского, очевидно, послужила встреча с Тухачевским (на его квартире) Якира и Корка 9 апреля 1937 г. Ведь никто, кроме них самих, Тухачевского, Якира, Корка, не мог сказать: о чем они совещались, договаривались, что обсуждали и обсуждали ли? Что бы они ни говорили, в чем бы ни признавались и что бы ни отрицали, любые их признания по этому вопросу не дают надежного ответа и всегда могли и могут быть поставлены под сомнение.
В напряженной подозрительности, сводившей с ума пронизывающим холодком реальной или воображаемой опасности всех носителей густой паутины власти во главе со Сталиным, эта встреча расценивалась как совещание трех высших чинов Красной армии о действиях, направленных против правительства. Их политическая благонадежность была поставлена под сомнение.
Они, в свою очередь, сознавая нависшую над ними опасность (а она была очевидна), конечно, должны были опасаться репрессивных действий, направленных против них. Визит Якира к Тухачевскому состоялся после встречи командарма со Сталиным по «делу» близкого родственника Якира, комкора Гарькавого, арестованного 11 марта 1937 г. Он с достаточным основанием мог воспринимать это как верный признак скорых репрессивных действий против себя, которые, по существу, готовились еще с июля 1936 г., с ареста комдива Шмидта.
Корк чувствовал себя политически дискомфортно еще с осени 1935 г. Его могли арестовать, независимо от наличия или отсутствия доказательств его причастности к «делу о кремлевском заговоре». Поэтому и он, пожалуй, острее других, ощущал чрезвычайную опасность ситуации, сложившейся вокруг него.
