Р. Гуль так рассказывает о пленении Тухачевского: «Из блиндажа 6-й роты выскочившего командира капитана Веселаго четверо немецких солдат закололи штыками; на теле, найденном впоследствии, остался нетронутым Георгиевский крест и было более двадцати штыковых ран. Мало кто из семеновцев в эту ночь вырвался из немецкого кольца. Вырвавшиеся рассказывали, что Тухачевский в минуту окружения, завернувшись в бурку, спал в окопе… Но когда началась стрельба, паника, немецкие крики, Тухачевский вскочил, выхватил револьвер, бросился, стреляя направо и налево, отбивался от окружавших немцев. Но ворвавшимися немецкими гренадерами был сбит с ног и вместе с другими взят в плен»232.
Последнее из цитированных описаний пленения Тухачевского совершенно очевидно представляет собой пересказ свидетельства князя Касаткина-Ростовского, перекликаясь с рассказом Посторонкина. Поэтому нет необходимости на нем специально задерживать внимание. Посторонкин в своем описании в целом также следовал за князем, но явно стремился указать на отсутствие у Тухачевского главных достоинств бойца и офицера: храбрости и чести. «…Не будучи раненным и, вероятно, не использовав всех средств для ведения боя, был захвачен в плен…» – так рисует автор мемуаров поведение Тухачевского. Иными словами, подпоручик попросту испугался и сдался в плен. Вывод: Тухачевский – предатель и трус. Такова оценка его согласно свидетельствам Посторонкина. Но он не был свидетелем. Он не служил в 1-й Гвардейской пехотной дивизии. Его суждения предположительны (не в пользу Тухачевского): «…вероятно, не использовав всех средств для ведения боя…». В этом отношении наиболее точен князь Касаткин-Ростовский. Он был офицером л-гв. Семеновского полка. Он рассказывает со слов очевидцев («…как передавали случайно вырвавшиеся из немецкого кольца люди…»). Кроме того, следует обратить внимание на явную недостоверность некоторых деталей рассказа Посторонкина, которые оказались и в рассказе Гуля.
В этих рассказах, почерпнутых, как отмечалось выше, явно из одного первоисточника, говорится, что на теле убитого капитана Веселаго остался Георгиевский крест. Этого не могло быть, потому что Высочайший приказ о награждении капитана Веселаго орденом Св. Георгия Победоносца 4-й степени, представленного к этой награде за отличие в бою под Кжешувом, датируется 15 апреля 1915 г.233 Поэтому сам Георгиевский крест капитан мог получить не ранее второй половины апреля 1915 г., т. е. спустя два месяца после своей гибели. Эта деталь ставит под сомнения и другие детали в рассказе о пленении Тухачевского в ночном бою под Ломжей 19 февраля 1915 г.
В отличие от Посторонкина и Гуля (оба, видимо, пользовались, во всяком случае, наряду с другими первоисточниками, и воспоминаниями князя), Касаткин-Ростовский лишь предполагает, что Тухачевский «по-видимому, спал в бурке, в окопе», однако точно не знает, как все началось. Зато он знает точно, со слов очевидцев («…видели, как…»), что, «когда началась стрельба. он выхватил шашку и, стреляя из револьвера, отбивался от немцев». Таким образом, князь Касаткин-Ростовский опровергает предположения Посторонкина, что Тухачевский «не использовал всех средств для ведения боя». Князь не знает точно, как его приятель оказался в плену. «Потом стало известно, что он был взят в плен», – писал он. Г. Бенуа в своих воспоминаниях утверждает, что Тухачевский попал в плен «в бессознательном состоянии», получив «удар прикладом по голове».
Я полагаю излишним специально останавливаться на пребывании подпоручика Тухачевского в плену и обстоятельствах его пятикратных побегов из плена. Об этом достаточно подробно, с опорой на документы, поведано в книге Ю.З. Кантор, к которой я отсылаю интересующихся подробностями этого периода в биографии Тухачевского234. Известно, что, совершив наконец успешный, пятый по счету побег, подпоручик Тухачевский в сентябре 1917 г. оказался в Швейцарии, а затем во Франции, в Париже. Отсюда, при содействии русского военного агента генерал-майора графа А.А. Игнатьева, он переправился сначала в Англию, а затем в Россию. В Петроград Тухачевский прибыл 16 октября 1917 г. Это следует из текста полкового приказа № 339 от 27 ноября 1917 г.
«Параграф 11. Подпоручик Тухачевский-1, после пятикратных попыток бежать из германского плена, 18 сентября сего года перешел швейцарскую границу у станции Таинген и 16 октября с.г. прибыл в г. Петроград и зачислен в Семеновский резервный полк» 235.
Таким образом, в Петрограде Тухачевский появился и был занесен в списки резервного Семеновского полка 16 октября 1917 г. «После побега из германского плена, – отмечается в его послужном списке в апреле 1919 г., – представлен для уравнения со сверстниками в капитаны 18.10.1917 г…» 236. Представление, несомненно, было сделано командиром резервного гвардии Семеновского полка полковником Р.В. Бржозовским237.
Как и Тухачевский, Бржозовский начал свою фронтовую жизнь с августа 1914 г., будучи тогда в чине штабс-капитана. Бржозовский помнил Тухачевского как смелого фронтовика и к тому же однокашника: оба офицера, хотя и в разное время, были выпущены из Александровского военного училища. Поэтому Бржозовский считал справедливым представить подпоручика Тухачевского к производству в «капитаны» как отличного, к тому же кадрового офицера, в которых русская армия к этому времени испытывала острый недостаток, наконец, как мужественного человека: в те времена побег из плена и возвращение в свою часть на фронт считались подвигом. Для таких «бегунов» был даже учрежден особый знак отличия – шеврон из георгиевской ленты, нашивавшийся на рукав, на основании приказа, гласившего: «за мужество при прорыве из плена». Итак, 18 октября 1917 г. Тухачевский был представлен к производству в «капитаны». Далее в тексте уже цитировавшегося выше приказа по Семеновскому полку говорилось:
«Параграф 12. Подпоручика Тухачевского-1, прибывшего из гвардии Семеновского резервного полка, полагать налицо с 20-го сего ноября.
Параграф 13. Подпоручик назначается временно командующим 9-й ротой»238.
Таким образом, на фронт, во «фронтовой состав» гвардии Семеновского полка из запасного, Тухачевский прибыл 20 ноября 1917 г. Вместе с ним в полк прибыл после излечения от контузии штабс-капитан Кукуранов, назначенный командующим 16-й ротой239.
«…С Октябрьской революции «начался последний период жизни гвардии Семеновского полка, – вспоминал капитан-семеновец Ю.В. Макаров, – позиционная война в Галиции на реке Збруче, у Гржималува-Гржималув-Могила-Лука Мала. На этих же позициях 21-го ноября мы справили наш последний полковой праздник….»240 под председательством командира полка полковника А.В. Попова, избранного на эту должность в апреле 1917 г. и занимавшего ее до начала декабря того же года241. Подпоручик Тухачевский также принимал участие в этом последнем полковом празднике.
«…От офицерского состава, с которым полк начинал войну, – вспоминал капитан И.Н. Толстой 2-й242, – остались считанные единицы. Из них всего двое или трое были все время в строю. В их числе и Фольборт243, продолжающий так же успешно свои ветеринарные занятия, и Тухачевский, появившийся ненадолго в полку после бегства из плена…»244. Однако он не совсем точен, если иметь в виду ситуацию к 20 ноября 1917 г.
