Из контекста этого диалога должно было следовать, что Тухачевский знал о политических настроениях Энгельгардта. Знал и вполне осознанно дал Энгельгардту весьма высокую командную должность, поскольку и сам придерживался тех же политических убеждений, что и Энгельгардт. Это подтверждается свидетельством генерала А.И. Деникина, который отметил появление в своем штабе капитана Энгельгардта и пересказал сообщенные последним сведения о политических настроениях штаба Тухачевского390.
Энгельгардт сообщал, что Тухачевский считал более эффективным и целесообразным для «монархистов» поддержать советскую власть и большевиков в борьбе против «учредиловской демократии», в которой он видел главного врага России и монархии, а потом уже ставить вопрос о борьбе с советской властью. Это-то и позволило капитану Энгельгардту осенью 1918 г. сообщить Деникину о «монархических» убеждениях и скрытых «антисоветских намерениях» командования 1-й армии. Поэтому Энгельгардт считал Тухачевского и его штаб «правыми», но только избравшими «другой путь» борьбы с революцией391. В этом контексте более понятными оказываются и оценки, данные Тухачевскому госпожой Бржозовской, выразившей неверие в то, что Тухачевский стал «настоящим» большевиком.
Столь пространный и детальный анализ мемуарных свидетельств о военно-политическом выборе капитана Б.В. Энгельгардта был необходим для того, чтобы лучше понять неоднозначный политический настрой офицеров-семеновцев в ходе октябрьских событий 1917 г. и первых месяцев 1918 г. Выбор между белыми и красными многими офицерами был сделан не сразу. Кратковременная служба капитана Энгельгардта в Красной армии, в войсках его приятеля-однополчанина Тухачевского, не являлась, так сказать, «разведкой» или «агитационной поездкой». Возможно, первоначально у него было намерение вступить в Красную армию. На это указывает и удачное начало этой службы. Видимо, его первоначальные политические настроения были близки к настрою Тухачевского. Бегство Энгельгардта в Добровольческую армию, скорее всего, было обусловлено семейными обстоятельствами: его две сестры еще с начала 1918 г. находились в составе Добровольческой армии, а отец также уехал в Екатеринодар. Уходу Энгельгардта в Добровольческую армию способствовало и ухудшение ситуации с гвардии Семеновским полком в условиях «красного террора», развернувшегося после убийства Урицкого. Убийство Урицкого, явно покровительствовавшего полку и служившим там офицерам, привело к уходу с командования полка полковника Бржозовского и связанным с этими обстоятельствами последствиям для офицеров-семеновцев. Тогда-то и начали они обсуждать свое положение, как о том свидетельствовал полковник Дренякин392.
Родной дядя, небезызвестный другой полковник Б.А Энгельгардт (деятель Временного правительства, а затем деникинского ОСВАГа), так, явно не без субъективизма и резкости в оценке, охарактеризовал его: «Мой племянник. Подлец, червонный валет, родную мать продаст…»393. В этой оценке не все достоверно. В частности, полковник Б.А. Энгельгардт, хотя и происходил из того же рода, но не был ни родным, ни двоюродным дядей подпоручика Б.В. Энгельгардта. Он был его весьма дальним родственником394.
Лейб-гвардии «капитан» Тухачевский
Знакомым с биографией Тухачевского известно, что в Красную армию он вступил в чине подпоручика. Замечу, кстати, что «чиновная карьера» Тухачевского официально-юридически обозначена была лишь двумя «персональными воинскими званиями» – подпоручика лейб-гвардии Семеновского полка (12 июля 1914 г.) в российской императорской армии и Маршала Советского Союза (19 ноября 1935 г.) – в Красной армии. В промежутке же между 1917-м и 1935-м гг. он занимал высокие военные должности, но не имел персонального воинского звания, в силу отмены таковых в декабре 1917-го и восстановления лишь в сентябре 1935-го.
Впрочем, в справочно-энциклопедических изданиях, отечественных и зарубежных (причем в весьма серьезных), в том числе в «Советской исторической энциклопедии», «Советской военной энциклопедии», «Британской энциклопедии», начиная с 20-х гг. XX в. последний чин Тухачевского в «старой русской армии» указывался по-разному – подпоручик, поручик, штабс-капитан.
Один из участников Гражданской войны в составе белых войск Восточного фронта полковник В.И. Лебедев в своих воспоминаниях называет его «капитан гвардии Тухачевский»395, а в статье британской газеты в июле 1920 г. он назван как «подполковник Тухачевский»396. И. Данилов, генерал старой русской армии, оказавшийся в Красной армии и бежавший из Советской России в марте 1922 г., утверждал, что Тухачевский «в прошлом только штабс-капитан лейб-гвардии Семеновского полка»397. В приказе по гвардии Семеновскому полку от 27 ноября 1917 г. Тухачевский указан «подпоручиком» 398.
Использование в подзаголовке словосочетания «гвардии капитан Тухачевский» обусловлено прежде всего тем, что в апрельском послужном списке Тухачевского 1919 г.399 записано: «12.7.1914 – подпоручик л-г. Семеновского полка…После побега из германского плена представлен для уравнения со сверстниками в капитаны 1917 г. (18.10.1917)»400. Согласно анкете, заполненной самим Тухачевским 4 июля 1919 г.: «… Последняя военная должность и военный чин – В старой армии комроты, представлен в капитаны»401. Таким образом, сам Тухачевский считал себя не подпоручиком, а капитаном л-гв. Семеновского полка, хотя и не утвержденным соответствующим приказом. Прошло ли это представление через утверждение, сказать трудно. Скорее всего, прошло402. Надо полагать, что в штабных кругах Западного фронта, где довелось вращаться в 1920 г. генералу Данилову, не без определенных оснований утверждали, что Тухачевский бывший штабс-капитан л-г. Семеновского полка403. Вероятно, сам Тухачевский в разговорах, так или иначе касавшихся его службы в старой армии, говорил о том, что он имел чин капитана, хотя и не подтвержденный соответствующим приказом. Собеседники делали вывод, что, поскольку он был «представлен в капитаны», то последний официальный его чин в императорской гвардии – «штабс-капитан».
Процесс производства офицера в следующий чин – от его представления, сделанного командиром полка, до приказа по полку на основании приказа по армии и флоту – занимал достаточно долгое время. До Февральской революции 1917 г. от представления в следующий чин до приказа по армии и флоту проходило порой 6–7 месяцев, а от приказа по армии и флоту до полкового приказа – около двух недель404. В октябре-ноябре 1917 г. производство офицеров в следующий чин приобрело массовый характер. От представления до полкового приказа оно, как правило, проходило быстрее: от представления до приказа по армии и флоту проходило 20–30 дней, а соответствующий приказ по полку следовал спустя 15–20 дней405.
Как правило, утверждение Ставкой Верховного Главнокомандования такого рода представлений к производству в следующий чин, особенно для героев, бежавших из плена, к тому же для кадровых гвардейских офицеров, было формальной процедурой, особенно в условиях революции. Поэтому представленного к чину капитана 18 октября 1917 г. Тухачевского приказом Верховного главнокомандования должны были утвердить в самом конце ноября 1917 г. Однако после «советизации» Ставки Верховного Главнокомандования и организации Революционного Полевого штаба при Ставке 27 ноября (10 декабря) 1917 г. производство в офицерские чины было прекращено, а сама система воинских чинов была упразднена. Декабрьским приказом по гвардии Семеновскому полку «во исполнение приказа Военно-революционного комитета при Ставке предписывается завтра утром 2-го декабря всем солдатам и офицерам снять погоны»406. Таким образом, можно считать, что фактически производство Тухачевского в чин капитана состоялось, хотя формально сам процесс производства, будучи прерванным, не был завершен. Вот почему сам Тухачевский вынужден был называть себя с оговоркой – «представленным в капитаны».
