Этот фрагмент диалога весьма интересен тем, что, во-первых, в нем констатируется наличие самостоятельной группировки «Тухачевского и его единомышленников», не связанных ни с Троцким, ни с Радеком, ни с Антоновым-Овсеенко. Во-вторых, Радек не опровергает самого факта установления связи с «группой Тухачевского» по поручению Троцкого, но цель этой связи он объясняет тем, что Троцкий хотел знать, что замышляет Тухачевский и в случае, если последний попытается предложить свои услуги Троцкому, быть готовым ответить командующему Западным фронтом категорическим отказом. И далее Радек добавляет, что, к счастью, «дело не зашло так далеко»716, т. е. Тухачевский не проявил инициативы в предложении Троцкому своих услуг.
В другом месте своей книги, ссылаясь на другой источник информации, на советского военачальника, некого «генерала Крюкова», сбежавшего в 1937 г. за границу, который якобы был близким приятелем друга Тухачевского, комкора Б.М. Фельдмана, и со слов последнего передавал диалог между Фельдманом и Тухачевским, имевший место приблизительно в 1936–1937 гг. В одном из разговоров, касавшихся осложнения отношений между Тухачевским и Сталиным в конце 1936 г. или в начале 1937 г., Фельдман напомнил маршалу эпизод в биографии последнего, делавший его политическую репутацию уязвимой из-за подозрений и обвинений в связях с Троцким. Речь шла о переговорах маршала с Пятаковым и Радеком в декабре 1923 г.717 Тухачевский так отреагировал на это: «Переговоры! Это громко сказано. Мы обсуждали ситуацию, вот и все. Кроме того, я выражал не свое собственное мнение. Я был полностью прикрыт Антоновым-Овсеенко. В конце концов, он представлял Центральный Комитет Партии. В конце концов, он был начальником ПУРа»718.
Трудно сказать, кого имел в виду Александров, ссылаясь на первоисточник своих сведений, которого он назвал «генерал Крюков». В качестве такого мог быть скорее всего «невозвращенец», который в годы Гражданской войны и после нее занимал «генеральские должности» в Красной армии, – Н.П. Крюков-Ангарский, хотя он остался за границей и не вернулся в СССР в 1930 г. Эта дата, впрочем, не имеет значения. Он мог быть знаком с Фельдманом, и последний мог сообщить своему собеседнику вышеприведенные сведения, касавшиеся политического поведения Тухачевского. Но насколько эти сведения достоверны? Во всяком случае, можно допустить реальность таких переговоров, однако слова Тухачевского, что он «был полностью прикрыт Антоновым-Овсеенко» в этих переговорах, означает, что Тухачевский действовал заодно с Антоновым-Овсеенко. Получается также, что это Антонов-Овсеенко вел переговоры с Радеком и Пятаковым, т. е. со «штабом Троцкого». Но это противоречит всему сказанному ранее, опиравшемуся на другие документы, в частности на «записку» Дзержинского от 1 января 1924 г. о «контрреволюционных силах» на Западном фронте. Другое дело, что могли быть переговоры между Антоновым-Овсеенко и Тухачевским, между Радеком, Пятаковым и Тухачевским на предмет совместных действий в поддержку Троцкого, которые оказались безрезультатными. Следует заметить, что в разговоре с Фельдманом Тухачевский утверждает, что в этих переговорах он «был прикрыт Антоновым-Овсеенко». Следовательно, переговоры вел Антонов-Овсеенко, а не Тухачевский, который якобы действовал заодно с начальником Политуправления РККА. Однако никаких сведений, как выше уже было сказано, не имеется. Таким образом, фактически были лишь переговоры между Антоновым-Овсеенко и «троцкистами» Радеком и Пятаковым.
«Заговор группы Тухачевского», по свидетельству генерала А фон Лампе и Гучкова, мотивировался «антисемитскими» и персонально «антитроцкистскими» настроениями, которые усугублялись действиями Троцкого, направленными против Тухачевского в сентябре – ноябре 1923 г. Тухачевский в это время имел репутацию одной из решающих «антитроцкистских» сил. Он сам на суде в июне 1937 г., когда ему предъявлялись обвинения в «троцкизме», опровергал это. «Я всегда во всех случаях выступал против Троцкого, когда бывала дискуссия… – заявлял он на судебном процессе 11 июня 1937 г. – Что касается моего выступления против Троцкого в 1923 году, то мною лично был написан доклад по этому поводу и послан в ЦК»719. И эти аргументы Тухачевского на процессе никто не оспаривал. Ни в распоряжении следствия, ни в наблюдательных материалах НКВД, ни у Сталина сведений о «протроцкистских настроениях» Тухачевского в 1923–1924 гг. не было. Более того, к середине октября 1923 г. отношения между Тухачевским и Троцким обострились до того, что в ответ на ранее указанные донесения начальника ПУ Западного фронта Касаткина, Тухачевский в ультимативной форме потребовал от Троцкого убрать Касаткина с Западного фронта, грозя в противном случае своей отставкой720. Кроме того, 23 января 1924 г. Тухачевский отправил на имя Сталина доклад с критикой деятельности Главкома С.С. Каменева и начальника Штаба РККА П.П. Лебедева721, которые, по существу, вместе со Склянским составляли «штаб Троцкого» по руководству Красной армией. Иными словами, это была критика Троцкого. Этот факт подтвердил Г. Орджоникидзе на пленуме ЦК РКП(б) 31 января – 3 февраля 1924 г. «Тухачевский никогда не был троцкистом», – свидетельствовал и сам Троцкий722. Разговоры о привлечении на свою сторону Тухачевского, наверное, были, но вряд ли Тухачевский принимал в них участие.
Можно полагать, что в вопросе о привлечении «третьей силы», т. е. армии, к решению внутриполитического и внутрипартийного кризиса Сталин и Троцкий оказались едины. На этот счет сохранились и другие сведения, в основном на уровне слухов, будто бы в конце 1923 г. к Троцкому пришел его давний сторонник, командующий Московским военным округом Н.И. Муралов, с предложением своих услуг: «Владимир Ильич указывает, что Сталин набирает необъятную власть. Я – военный человек. Мне нужен приказ. Прикажите, и я наведу порядок в партии». На это Троцкий якобы ответил: «Красная армия состоит из крестьян. Нельзя крестьянскими руками исправлять ошибки пролетарской революции»723. Ответ идеологически и стилистически свойственный для Троцкого. В этом высказывании отражаются действительно характерные для Троцкого опасения за судьбу пролетарской революции перед мелкобуржуазной крестьянской стихией. Однако ситуация внутрипартийной борьбы провоцировала не крестьянское восстание, не бунт Красной армии, а, прежде всего, «кремлевский переворот» с привлечением элитных частей и командиров. Но все высшее советское государственно-партийное руководство больше всего опасалось появления возможного «Бонапарта», какового оно, прежде всего, видело в Тухачевском. Поэтому меры, направленные на отрыв Тухачевского от войск Западного фронта, предпринимавшиеся Троцким, поддерживались Сталиным.
Так, едва 16 сентября 1923 г. начались маневры Западного фронта под руководством Тухачевского, как 18 сентября на заседании Политбюро ЦК заслушивается сообщение В.М. Молотова «о Красной армии». А уже на следующем заседании Политбюро ЦК 20 сентября было поставлено на обсуждение «предложение Троцкого о передаче материалов о Тухачевском в ЦКК и немедленном назначении авторитетного РВС Запфронта»724. И за подписью Сталина Политбюро по этому вопросу решило «принять» предложение Троцкого, «поручив Оргбюро наметить срочно состав РВС Западного фронта и внести на утверждение Политбюро»725. Это означало передачу «дела Тухачевского» в «высший партийный суд» и фактическое предрешение его смещения с должности командующего Западным фронтом. И в этом, весьма важном, в том числе и для Тухачевского, вопросе позиции Троцкого и Сталина были едины.
