Вскоре слухи о болезни Ленина распространились и в русском зарубежье. В политико-экономическом обзоре ГПУ 22 июля 1922 г. сообщалось: «Монархисты возлагали большие надежды на выбытие тов. Ленина из строя, что внесло бы, по их мнению, раздор между большевиками при первом же ложном шаге во внутренней или внешней политике»732. Маклаков складывающуюся внутриполитическую ситуацию в Советской России в ноябре 1922 г. расценивал как «отход Ленина на задний план»733. Разговоры и всевозможные догадки по этому поводу активизировались начиная с января 1923 г.
В спецполитсводке ГПУ от 12 января 1923 г. по Вологодской губернии сообщалось о «слухах» в Тотемском уезде, о том, «что якобы тов. Ленин скрылся и власть переходит в руки буржуазии»734. Согласно информации ГПУ по Смоленской губернии от 13 января того же года «среди крестьян распространяются провокационные слухи о том, что будто бы Ленин сбежал»735. В Москве также по сводке ГПУ от 14 января 1923 г. говорилось, что «среди рабочих завода АМО болезнь Ленина вызывает тревожное настроение», а «среди обывателей в Сокольническом районе ходят толки о том, что Ленин умер и что правительственное сообщение о состоянии его здоровья имеет целью подготовить общественное мнение к его смерти»736.
Резко активизировались разговоры и слухи о болезни Ленина после его третьего инсульта 9 марта 1923 г. Сообщение об этом было официально помещено в экстренном выпуске «Правды» 12 марта 1923 г. Уже спустя два дня, 15 марта в спецполитсводке ГПУ сообщалось, что «на Газовом заводе болезнь тов. Ленина вызвала беспокойство рабочих, причем среди них ходят слухи о том, что в случае смерти тов. Ленина как в партии, так и в правительстве произойдет раскол». В то же время «на Измайловской трикотажной фабрике среди рабочих распространяются слухи о том, что тов. Ленин умер». И в связи с этим, как отмечается в сводке, «среди рабочих усилилась антисоветская агитация»737. В то же время 17 марта «в типографии «Пролетарское слово», в Рязанском трамвайном парке и в Басманной больнице настроение рабочих тревожно в связи с болезнью Ленина», а «в Рязанском трамвайном парке рабочие считают, что в случае смерти Ленина произойдет раскол в партии»738. В Калужской губернии, согласно информации ГПУ за 26 марта 1923 г., «болезнь Ленина также всколыхнула крестьянские массы. Несмотря на отсутствие газет, слухи о болезни тов. Ленина быстро приникают в деревню, вызывая злорадное чувство среди антисоветских элементов и сожаление среди крестьянской бедноты»739. Отход Ленина от руководства страной серьезно беспокоил и другие слои советских граждан, вызывая в основном сочувственные отклики на его болезнь. «…Среди интеллигенции и торговцев отмечается чувство сожаления по поводу болезни тов. Ленина, – сообщалось в секретной сводке ГПУ. – Интеллигенция считает, что со смертью Ленина мир потеряет идейного руководителя социализма»740. В волостях Екатеринославской губернии, как свидетельствует сводка ГПУ за 28 марта 1923 г., «интеллигенция распространяет слухи о болезни тов. Ленина и о том, что будто бы тов. Ленин сошел с ума»741.
Болезнь Ленина беспокоила и так называемых «нэпманов», поскольку его считали «либеральным большевиком»: «торговцы Рязанской губернии опасаются, что со смертью тов. Ленина их положение ухудшится»742. Болезнь Ленина «…сильно беспокоит рабочих… Красноармейцы выражают сожаление по поводу болезни тов. Ленина»743.
В обстановке спровоцированного НЭПом растущего бытового антисемитизма в стране «…среди обывателей упорно носятся слухи, что будто бы Ленин умер давно, а страной правит Троцкий, что это скрывается ото всех, даже от коммунистов»744.
В отличие от Ленина, Троцкий воспринимался значительной частью населения резко отрицательно. Поэтому «среди рабочих Хамовнического района (г. Москвы) ходят толки о том, что тов. Ленин является единственным крупным работником русского происхождения, остальные евреи»745. Скудность официальной информации и малограмотность большинства советского населения порождала разные вариации на тему исчезновения Ленина из политического поля. «По другим версиям, – информируют осведомители ГПУ, – тов. Ленин не умер, но навсегда ушел от работы ввиду сложившихся тяжелых обстоятельств большой государственной важности, предоставив советскому правительству выпутываться из создавшегося положения. Циркулируют также слухи о неизбежности войны между Францией и Россией»746.
«…9 марта, – отметил для себя Н.В. Валентинов (Вольский), – Ленин сражен третьим ударом паралича. На выздоровление его нет надежды. Скрывать то, что до сих пор скрывалось, больше нельзя»747. В русском зарубежье обсуждение сообщения «Правды» от 12 марта 1923 г. об инсульте, поразившем Ленина, началось уже 14 марта, когда об этом было напечатано в местных газетах. «Сегодня, – спешил сообщить об этом Б.А Бахметьев В.А Маклакову, – газеты пишут, что с Лениным случился удар. Это крайне важное событие, особенно в связи со съездом коммунистической партии. Я с интересом жду съезда и его результатов, хотя в свете прошлого я отвык связывать свои надежды с определенными датами и событиями»748. Разумеется, не официальное сообщение о резком ухудшении здоровья Ленина, появившееся в зарубежных газетах, спешил он передать Маклакову (14 марта об этом уже было известно в Париже). Бахметьев, на это следует обратить внимание, выразил надежду на то, что в связи с отходом Ленина от дел и опасным ухудшением его здоровья грядущий съезд РКП(б) может принять решения, которые, быть может, радикально изменят политический и социально-экономический курс в Советской России. Он полагал, однако, в отличие от общественных ожиданий в самой Советской России, что эти изменения пойдут в направлении, желательном для праволиберальных кругов русского зарубежья. В связи с фактическим отходом Ленина от дел определенная часть политиков в русском зарубежье желаемые социально-политические изменения связывала с «буржуазно» настроенной частью большевистской элиты. Начиная с марта 1923 года уверенность в том, что Ленин уже не вернется в политику, обострила вопрос о его преемнике и в руководстве Советской России. Нарастающее ожесточение внутриполитической борьбы в большевистской элите невозможно было утаить от пристально следившего за ней русского зарубежья, рождая в нем разнообразные прогнозы и расчеты. Все – и в Советской России, и в русском зарубежье, и в «зарубежье нерусском» – ждали «Спасителя».
«Власть в России после Ленина, – записал врангелевский резидент в Берлине генерал-майор А.А. фон Лампе в начале августа 1923 г. в своем дневнике, – которого естественно заменить некем и заменителя которому ищут, принадлежит в порядке влияния шести человекам: Сталин, Зиновьев, Джержинский749, Каменев, Троцкий, Бухарин; это Россия – Джугашвили, Радомысльский, Джержинский, Розенфельд, Бронштейн и Бухарин»750. Принадлежа, можно сказать, к противоположному политическому полюсу, к военной, монархической «белой эмиграции», фон Лампе, однако, также считает Сталина первым претендентом на «ленинское наследие», на власть в Советской России. Но следом за Сталиным, в отличие от Сорокина, фон Лампе поставил не Троцкого, а Зиновьева, затем Дзержинского, Каменева и уже за ними – Троцкого. Таким образом, к лету 1923 г. в русском белом зарубежье Сталина также считали наиболее влиятельным после Ленина человеком, претендующим на политическое первенство в стране после его смерти.
