Об этом же, хоть и, как обычно, сумбурно и эмоционально, но с интересными подробностями сообщал П.Е. Дыбенко на Военном совете в июне 1937 г. Целесообразно процитировать все, что касается обстоятельств обсуждения кандидатуры Ворошилова на пост наркома по военным и морским делам.
В своем выступлении 1 июня 1937 г. на Военном совете Дыбенко, вспоминая о ситуации, считал: «…Сегодня Федько и Урицкий обязаны будут честно заявить здесь и доложить об этой организации Тухачевского, тогда это было под видом так называемой борьбы против т. Базилевича, а на самом деле заседание в 1925 г. на квартире Белицкого было против Климента Ефремовича…Тогда все 9 человек были на квартире у Тухачевского». Продолжая, Дыбенко вспоминал: «…Когда Ефимов пришел, он настаивал, чтобы я участвовал в вашем собрании, я вызвал Тухачевского и заявил, что ведется борьба против т. Ворошилова. Я привожу пример о том, что на квартире у Урицкого после похорон т. Фрунзе мы собрались, и был единственный Артеменко, когда мы стали говорить, кого сейчас назначить, то действительно и Урицкий, и я говорили, что единственный кандидат, который может быть назначен, – это Климент Ефремович. И я заявляю, что я трижды звонил Тухачевскому, чтобы он довел до сведения т. Ворошилова. И на второй день, когда было заседание Бюджетной комиссии я Клименту Ефремовичу доложил и заявил, что это было грубейшей ошибкой, что я лично вовремя ему не доложил, но я в присутствии Клемента Ефремовича доложил, что за двоих товарищей, за Федько и Урицкого, головой ручаюсь, что они преданы делу и вам» 950.
Как это видно из цитированного фрагмента выступления Дыбенко, не совсем ясно, на чьей же квартире собрались эти 9 человек: Белицкого, Тухачевского или Урицкого? Но, судя по тому, что Дыбенко трижды звонил Тухачевскому, это было либо на квартире Белицкого, либо Урицкого.
Второй вопрос: кто эти 9 человек? Учитывая военачальников, упомянутых Дыбенко, это были: сам Дыбенко, Урицкий, Федько, Белицкий, Ефимов, Артеменко. Всего шесть человек Кто были оставшиеся трое? По показаниям А.И. Егорова 30 марта 1938 г., в «группу Тухачевского» 1925 г. «входили: Дыбенко, Федько, Триандофиллов, Ефимов, Урицкий»951. Егоров утверждал, что эта «группа Тухачевского» организовалась (очевидно, Тухачевским, поскольку в ее составе были и бывшие его подчиненные (Дыбенко), и приятели (Триандофиллов)) «для совместного выступления против назначения Ворошилова»952. Таким образом, в эту «группу Тухачевского», седьмым человеком входил Триандофиллов. Можно допустить, что по счету Дыбенко 8-м был Тухачевский.
Так или иначе, неприязнь между Тухачевским и Ворошиловым, зародившаяся еще с начала 1920 г., с Кавказского фронта, крайне обострившаяся до враждебности во время «польской кампании», превратилась в стабильную, устойчивую с 1925 г. и в период пребывания Тухачевского на посту начальника Штаба РККА.
Однако таковые между ними отношения как нельзя лучше устраивали Сталина: во главе армии находятся два человека, ненавидящие друг друга и потому не способные никогда объединить свои амбиции против лидера страны.
Во всяком случае, начиная с лета 1931 г. и до конца своей жизни и карьеры, Тухачевский, лишенный своих, реальных военных средств воздействия на политику, перестал быть действенной силой какой-либо внутриполитической борьбы. Отныне он остался лишь «именем», известным, знаменитым «именем», вокруг которого, как вокруг знамени или лозунга можно было объединить недовольных властью, политическую или социальную оппозицию. Можно было под «именем-знаменем Тухачевский» действовать на внешнеполитическом поле, представляя СССР в «военно-аристократическом» облике Тухачевского, вводя в заблуждение зарубежных политических партнеров и врагов. Однако в качестве реальной политической или военно-политической силы на поле внутриполитической борьбы Тухачевский больше не существовал в 1936–1937 гг. Реальную силу, начиная с 1931 и по 1937 гг., представляли другие, новые «военные вожди».
«Новые вожди» Красной армии
К 1935–1936 гг. Тухачевский, сохраняя репутацию самого авторитетного военного специалиста в СССР и в Красной армии, однако, уже не имел ни влияния, ни власти, ни политической, ни военной, какой он пользовался в 20-е гг., особенно в первой их половине. Политическое значение Тухачевского сохранялось, а в 1935–1936 гг., пожалуй, и значительно возросло из-за его популярности на Западе. Для Запада это была единственная приемлемая политическая фигура в качестве альтернативной не только Сталину, но и вообще «большевизму». Он считался единственным настоящим «небольшевиком» в «большевистской России». Для кого-то он был «русским Наполеоном», для кого-то – «русским Монком», для кого-то – «русским Муссолини», только с этой личностью на Западе могли связывать надежды на реальное политическое перерождение «русского коммунизма», его скорое или постепенное уничтожение. Его считали карьеристом, политическим оппортунистом и некоммунистом.
К 1936 г. наибольшим авторитетом в Красной армии, прежде всего нравственным, пользовался Я.Б. Гамарник, хотя он, собственно говоря, профессиональным военным не являлся. «Гамарник, – писали в «Часовом» 5 марта 1937 г., – это фактический руководитель Красной армии. Отличный оратор. Общее мнение, что это идейный коммунист. Есть данные утверждать, что Ворошилов совершенно подчинен влиянию Гамарника»953. Там же автор цитируемых строк, как бы мимоходом, заметил: «Тухачевский в данное время особой роли не играет…Кое-какие круги продолжают возлагать на него некоторые надежды, но общее мнение, что это совершенно второстепенная величина»954.
«…Некоторые товарищи, – призывал присутствующих военачальников Д.Г. Петровский быть честными на заседании Военного совета 1–4 июня 1937 г., – здесь пытались говорить, что Гамарник не пользовался авторитетом. Товарищи политработники, Гамарник пользовался у вас неприкосновенным авторитетом». С ним согласились. «И не только у нас», – поддержали его голоса из зала. «У всех», – продолжал Петровский. «И у вас», – кто-то бросил упрек выступающему. Петровский не стал возражать. «У всех, – согласился он, – не спорю. И как только произносилось имя Гамарника, все разговоры кончались». «Решение Гамарника было непререкаемым авторитетом», – подтверждал видный армейский политработник Шестаков955.
«Боялись?» – задал вопрос Сталин. «Не то что боялись, – пояснил Петровский. – Мы ему верили». «Верили, верили», – подтвердил Молотов956. Таким образом, даже когда Гамарника уже причислили к «врагам народа», к «изменникам», все вынуждены были признать его большую популярность и исключительное к нему доверие со стороны комсостава и политсостава Красной армии.
Другим, самым популярным и авторитетным в военно-политическом отношении к этому времени был командующий Киевским военным округом И.Э. Якир. «…Якир… – признавался командующий Харьковским военным округом командарм II ранга И.Н. Дубовой на том же заседании Военного совета. – Мы все считали его, и в том числе я, лучшим представителем партии, партийным командующим. Все же мы его называли нашим лучшим партийным командующим…Мы в рот Якиру смотрели, когда он говорил…»957. С Дубовым согласился и Апанасенко: «…Все буквально говорили, что на Украине абсолютная батьковщина, что туда никому не позволено, кроме якировцев, ехать, что Якир не дает отозвать ни одного человека с Украины…Все же понимали – особенно о Якире. Это же была икона»958. Кто-то попытался возразить выступавшему: «Это Украина называла». Но Сталин пресек дискуссию, поддержав Дубового и веско подтвердив высказанное им мнение о популярности и авторитете Якира: «Он считался одним из лучших командующих959. Это же весьма эмоционально признал и комкор Криворучко: «Якир, я смело заявляю, что Якир, если не на все 100 %, то процентов на 70–75 пользовался большой популярностью и большой симпатией среди начальствующего состава…Я по чистой совести скажу, Якиру я доверялся, считал его своим учителем, своим командующим, и недурным командующим…»960. Своеобразный итог этим свидетельствам подвел Сталин, подтвердив, что Гамарник и Якир действительно были очень популярны и пользовались особым доверием961.
