С помощью терапии он помогает пациентам структурировать свою жизнь — жизненный сценарий — по-новому. Воспоминания превращаются в рассказы о нас самих, и за некоторые держаться проще, ведь они больше соответствуют нашим собственным представлениям о себе. В каком-то смысле психологи становятся соавторами целого ряда жизненных историй или по крайней мере аккуратными редакторами. А все мы — авторы истории о собственной жизни.
«Мы стремимся искать в ней драматургию, а так как заглянуть в будущее мы не можем, создавая рассказ о себе, мы обращаемся к прошлому. Проматывая пленку назад, мы становимся режиссерами и монтажерами, правим картинку в фотошопе. В процессе мы способны переписать сценарий, найти причины, почему события разворачиваются именно так. Иногда у клиентов появляется желание сделать сюжетный поворот в детстве, а потому они не обвиняют своих родителей, хотя, возможно, мы имеем дело с пренебрежением родительскими обязанностями. Но, если на самом деле у вас все было хорошо, а жизнь сложилась не так, как было задумано, вполне вероятно, что вы возложите вину за это на родителей. Разумеется, что-то они делали не так, у них не все получалось — идеальных родителей не существует. Это не значит, что в детстве с людьми не случалось ничего плохого, но бывает и так, что весьма скромным событиям придается огромное значение».
У клиентов Кьёса проблемы возникают в том случае, если сценарий отредактирован слишком радикально. Одно дело — такие свойства памяти, как способность к реконструкции и пластичность, а совсем другое — если человек верит в совершенно неправдоподобные вещи.
«Не подкрепленный фактами нарратив смысла не имеет. Важно, чтобы клиент сам выстроил его в процессе лечения. Я не знаю, что правда, а что нет, и не найду за него решение проблемы».
Работа с людьми, у которых большинство воспоминаний — плохие, предполагает от терапевта особенного подхода. Важно дать клиенту чувство контроля и ответственности за свою жизнь, но так, чтобы он не обвинял себя во всем плохом, что с ним произошло. Но без контроля и ответственности ничего изменить не получится — иначе в истории собственной жизни клиент получит роль второго плана.
Изменить течение жизни, в которой одна черная полоса сменяется другой черной, наверно, сложнейшая задача. Как вообразить, что случится что-то хорошее, если в имеющемся опыте из прошлого есть только боль? Как увидеть вдалеке нечто доброе, мерцающее яркими огнями? На картине Теодора Киттельсена «Замок Сориа-Мориа» Аскеладд
с посохом в руке смотрит на великолепный восход солнца, напоминающий позолоченный замок, — мираж, цель путешествия. Вероятно, именно благодаря несгибаемой воле и спокойствию Аскеладда он вообще видит замок, возвышающийся над холмистыми лесами. Человеку с депрессией даже такая горная вершина покажется мрачной.
А теперь вернемся на лесистые холмы Восточной Норвегии к нашей сестре — она наконец выпрыгнула из самолета с парашютом на спине. Сердце стучит так быстро, а адреналин разносится по телу с такой скоростью, что ей трудно осознать, что вообще происходит. Десять секунд свободного падения, а затем Тонье раскрывает парашют. Но, вопреки распространенному мнению, далее ей предстоит самая опасная фаза прыжка — приземление. Все заслоняет собой долгожданное ощущение полета. Оно переполняет, но нужно соблюдать порядок действий во время прыжка. Она совсем не следит за землей. Поверхность, сначала напоминавшая абстрактную карту, а затем лоскутное одеяло из лесов и полей, уже совсем близко. Деревья все ближе и ближе, дорога каждая секунда. Под ней проплывает поле, куда Тонье должна была приземлиться, но она мчится к лесу — приземляться ей предстоит именно там. Наконец она берет управление парашютом в свои руки, но слишком поздно.
Тонье оказывается на верхушке огромной ели. Целая и невредимая, она провисела там 2,5 часа, пока ее не нашел поисковый отряд. В тот же день она вновь садится в самолет, чтобы совершить еще один прыжок — второй прыжок в полном одиночестве, — и происходит то, что, как нам кажется, случится с нами в момент смерти. Перед глазами, словно фильм, проносится вся жизнь. Ужасное видео! Вместо ярких моментов, незабываемых мгновений, жемчужин, перед ней предстают бессмысленные, пустые картины из детства: например, она, семилетняя, стоит на газоне перед домом или с рюкзаком на спине идет по ведущей к дому асфальтированной дорожке.
«Это очень скучные воспоминания, и я не знаю, почему перед глазами возникли именно они», — говорит Тонье.
Второй прыжок избавил ее от смертельного ужаса, пережитого во время первого. Впоследствии она совершила тысячи прыжков, но больше никогда не испытывала ничего подобного.
Но мы-то предполагаем, что перед смертью увидим самые важные моменты жизни. Мы ведь для этого их и собираем, разве нет? В самом конце личной истории перед внутренним взором вдруг возникнут самые важные воспоминания, и мы четко увидим все, что прежде окутывал туман. Проявится истинный смысл всего случившегося с нами. Конец истории позволит увидеть ее начало в новом свете. Или…
Катерина Каттанео, руководившая ходом нашего эксперимента с аквалангистами в Осло-фьорде, однажды 30 минут находилась в состоянии клинической смерти. Она тонула. Погружение было очень сложным, и после него Катерина очнулась уже в больнице в Осло. Ей был всего 21 год, и она слишком сильно рискнула. Перед тем как ее поглотила темнота, она думала лишь об одном: «Почему я не переспала с тем парнем со вчерашней вечеринки?» Не всплыло ни одно из ее важнейших воспоминаний, ни одно важное признание, жизненный сценарий она тоже не переписывала и не редактировала. Одна банальная мысль — и все померкло.
Последняя мысль Адриана Пракона, стоявшего на утесе острова Утёйя и думавшего, что сейчас умрет, была более конкретной. Он видел гроб с собственным телом, опускаемый в землю. Плачущих родителей. С каким ужасным горем им предстоит жить. Картина появилась из ниоткуда, он не думал об этом специально и сам удивился той яркости, с которой она возникла перед его внутренним взором, когда в него целился убийца.
Юному политику Адриану Пракону на тот момент был 21 год. Он впервые оказался в летнем лагере Рабочей молодежной лиги на острове Утёйя в Тирифьорде, в получасе езды от Осло. На несколько жарких июльских дней в лагере собрались примерно 600 интересующихся политикой молодых людей со всей страны: их ждали работа над политическими проектами и летние ночи с песнями и дебатами. Летом 2011 г. на острове побывала Гру Харлем Брундтланд — бывший премьер-министр Норвегии, в свое время возглавлявшая Всемирную организацию здравоохранения. На маленьком острове образовался коктейль из политики, самоуправления и энтузиазма, свойственного молодежи, окрасив ночи надеждой на исполнение юношеских планов.
Андерс Беринг Брейвик готовился долго. Заложив бомбу у правительственного здания, унесшую восемь жизней, он атаковал молодежный лагерь, где убил 69 человек, — все это он тщательно спланировал совершенно один. В тот момент, когда Адриан успел подготовить собственные похороны, убийца стоял на отмели в южной части острова и целился в него. Простояв так две секунды, он опустил оружие и пошел дальше. Адриан лежал на маленьком мысу, напоминавшем тянущийся к воде длинный палец. Спрятаться было негде — только камни и низкие заросли. Адриан накрылся курткой и притворился мертвым. Наверно, именно это и спасло ему жизнь — террорист вернулся на то же место, но не понял, что юноша жив, а потому целился небрежно. В Адриана попала последняя выпущенная на Утёйе пуля. Она вошла в плечо — как непрошеное напоминание о том дне, навсегда изменившем его жизнь, в мышце навсегда останется 70 осколков.
