В мозге некоторых животных обнаружены отделы, где мозговые клетки производят на свет новые нейроны. В человеческом мозге таких отделов два: гиппокамп и обонятельные луковицы (в них мозг обрабатывает сигналы, поступающие от носа). Однако нас интересуют новые нейроны в гиппокампе. Почему они образуются именно там, если не для создания новых связей и фиксации большего количества воспоминаний? Воспоминания хранятся в коре головного мозга, но важную работу по координации различного рода впечатлений и их объединению в полноценное воспоминание выполняет именно гиппокамп.
Прежде чем стать носителями воспоминаний, появившиеся на свет новые нейроны в гиппокампе пройдут долгий путь. Им предстоит стать частью нейронных сетей, образуемых другими нейронами, — они, в свою очередь, тоже связаны друг с другом. Иначе они окажутся в изоляции, в полном одиночестве, как астронавт, оторвавшийся от корабля и плывущий по космическому пространству. Было сложно доказать, что новые нейроны не разделяют его судьбу. Невозможно отследить появившийся на свет нейрон в мозге человека — как он развивается и прикрепляется к другим нейронам, становясь частью нового воспоминания.
Мозг крысы тоже сложен, но в нем разобраться проще, чем в мозге человека. Ученым удалось измерить активность новых нейронов, когда крысы изучали лабиринты. Когда новым нейронам исполнилось четыре недели, они начали реагировать на сигналы так же, как остальные. Значит, они встроились в нейронную сеть. Возможно, новые нейроны играют особую роль — накладывают на воспоминание уникальный отпечаток, благодаря которому позже его станет проще отличить от других, схожих воспоминаний.
Профессиональная гордость лондонских таксистов столь высока и они получают от работы столько удовольствия, что редко выходят на пенсию — из машины их буквально приходится выносить. Но, если сказка заканчивается и начинается приятное времяпрепровождение на пенсии, нормализуется и размер гиппокампа
[74]. Эффект, на появление и поддержание которого они тратят всю свою профессиональную жизнь, исчезает.
«Мы разыскали не так уж много таксистов-пенсионеров, чтобы с уверенностью делать выводы, они ведь не перестают работать, — с сожалением отмечает Магуайр. — Но согласно имеющимся результатам, изменения откатываются к норме и мозг таксистов снова становится таким же, как у большинства людей».
Как крысы в эксперименте, лондонские таксисты снуют туда-сюда по лабиринту городских улиц. Как и у крыс, у них есть нейроны решетки и нейроны места — они активируются, когда в памяти связываются друг с другом новые точки пространства. Пока что никто — ни Май-Бритт, ни Эдвард Мосер — не вживил таксистам в мозг крошечные электроды.
«Нет ничего невероятного в том, что существуют нейроны решетки, охватывающие столь значительные расстояния, как в Лондоне, но методов для их изучения у нас нет», — говорит Эдвард Мосер.
Если мы учимся в нестандартных условиях, то и память работает на предельном уровне — меняется даже сам мозг. Однако выдающимися знаниями обладают не только таксисты. Профессиональные шахматисты каждый день изучают шахматные позиции. Значит, у них тоже выдающаяся память?
Гроссмейстер Симен Агдестейн, когда-то обучавший лучшего шахматиста наших дней Магнуса Карлсена, большую часть жизни посвятил тому, чтобы стать игроком международного уровня.
Мы находимся в его кабинете в Высшей спортивной гимназии, и он рассказывает нам о подготовке к игре. Специальная программа собирает статистику и показывает типичные и нетипичные для других игроков ходы — информация позволяет придумать способы обыграть их. Значит, нужно запомнить слабые места противника до начала партии.
«Раньше мы просто садились и читали ежегодно издаваемые книги с описаниями шахматных партий», — рассказывает он, снимая их с полки. Да уж, не самое беззаботное времяпрепровождение — это не на пляже загорать.
Симен тем временем листает книги — непринужденно, словно фокусник, тасующий колоду карт. Перед нами бесконечный список сухих данных. «A57–1.d4 Nf6 2.c4 c5 3.d5 b5».
«Сейчас я уже ничего не помню. Но раньше я читал эти книги», — рассказывает Симен.
Сегодня он обучает будущих великих шахматистов.
Комната Магнуса Карлсена, где сейчас тренируются юные шахматисты, напоминает посвященный чемпиону мира храм: стены увешаны его портретами — от маленького мальчика до нынешнего обладателя титула гроссмейстера. За занавесом мы поставили семь досок. На четырех из них — позиции из более-менее известных шахматных партий, сыгранных на турнирах. Одна из них — из партии между Магнусом Карлсеном и Вишванатаном Анандом, решающего матча, после которого Карлсен стал чемпионом мира. На оставшихся трех досках мы разместили фигуры как попало. За основу мы взяли известные шахматные партии, но заменили все фигуры случайным образом. На одной доске совсем рядом оказались два короля — такого в шахматах просто не бывает; на другой пешка каким-то образом проскочила мимо слона противника и оказалась среди вражеских фигур.
Эксперимент мы проводим на четырех гроссмейстерах: на каждую доску они посмотрят в течение пяти секунд, а затем расскажут, что увидели. Одинаково ли сработает их память? Или бессмыслицу они запомнят с большим трудом, чем те позиции, где есть логика, пусть и едва знакомая игрокам? У испытуемых есть пять секунд. За это время мы успеваем запереть дверь или налить стакан воды.
На каждой из выставленных нами досок более 20 фигур. Как запомнить больше пары фигур? Впервые подобный эксперимент провели в 1940-х гг. с гроссмейстерами из Нидерландов
[75] — он был призван доказать, что у шахматистов развивается почти интуитивная память на информацию, касающуюся игры. Сыграв бесчисленное множество шахматных партий, они выучили позиции, распространенные дебюты и характерные ходы. Они сразу увидят, на каких досках фигуры расположены абсолютно случайным образом, а вот известные партии у них полностью или частично отпечатались в коре головного мозга. Благодаря опыту они быстрее считывают и анализируют увиденное и им легче пересказать полученную информацию — даже если смотреть на доску всего пять секунд.
Первый участник эксперимента — молодой гроссмейстер Арьян Тари, талантливейший норвежский шахматист. Робкий 16-летний юноша занял четвертое место в списке самых молодых гроссмейстеров своего времени. Помучившись с первой доской — на верных позициях оказались лишь шесть фигур, — со следующими он справляется гораздо успешнее. Лучший результат: 16 фигур на доске с 21-м ходом партии Ананд — Карлсен. Ее он тщательно проанализировал — ему знаком каждый ход. Именно по ее итогам Магнус Карлсен был объявлен чемпионом мира, победив действующего обладателя титула, и талантливые норвежские шахматисты изучают ее в обязательном порядке. С тех досок, где фигуры были расположены случайным образом, он вспомнил максимум семь фигур.
