«Да. Опишите, что вы чувствуете, когда думаете о следующем дне?»
Снова пауза, 5 секунд.
«Полагаю, пустоту. Я словно оказываюсь в абсолютно пустой комнате, где совсем ничего нет — а меня просят найти стул»
[102].
Но бывают и исключения. Мысли о будущем не всегда зависят от гиппокампа и не всегда являются элементом того же механизма, что и эпизодические воспоминания. Пациенты с амнезией развития — то есть те, у кого не формируются эпизодические воспоминания, — способны представить себе будущее
[103]. Помните нашего друга Арне, писателя и музыканта? В его голове не оживает ни одно детское воспоминание. И тем не менее порой у него бывают страшные фантазии о том, что может случиться с ним или с детьми, — будущее он представляет себе четко.
Ученые Элеонор Магуайр и Фаране Варга-Кадем ставят вопрос о том, приспосабливается ли мозг к отсутствию воспоминаний в процессе развития, меняя нейросеть, в чью задачу и входит планирование будущего. Ведь есть дети с врожденным повреждением мозга, из-за которого страдает центр речи, однако они выучиваются говорить: мозг переносит центр речи в здоровые отделы. Те, кому диагноз «амнезия» ставят во взрослом возрасте, уже не способны провести в мозге столь радикальные преобразования — подобная пластичность по своей природе свойственна лишь детям в период развития. У людей с врожденным повреждением гиппокампа в мозге формируются нейросети, выполняющие за него жизненно важную функцию по планированию будущего. Почему же тогда у пациентов с амнезией развития другие отделы мозга не берут на себя функции формирования эпизодических воспоминаний? Ответ кроется в том, что гиппокамп играет решающую роль в процессе, когда в момент получения опыта он получает привязку ко времени и пространству. Будущее еще не наступило, а значит, информацию о нем кодирует не гиппокамп.
Людям с депрессией тоже сложно вообразить себе будущее, и не только потому, что для них оно выглядит мрачно — оно еще и нечеткое. В 1996 г. ученый Марк Уильямс изучал группу пациентов с депрессией — как оказалось, и воспоминания, и мысли о будущем у них были очень слабыми и обобщенными. В них не было столько деталей, как в мыслях здорового человека
[104]. При депрессии это влечет за собой серьезные последствия. Представить себе будущее — значит приоткрыть путь к решению проблем. Если пациент представляет себе, как он веселится с друзьями, он на самом деле встретится с ними и тем самым покончит с ведущей к депрессии изоляцией.
Крупных исследований на тему того, как депрессия влияет на нашу внутреннюю машину времени, не проводилось. Со времен работы Уильямса 1996 г. проходил лишь ряд похожих исследований в 2000-е гг. В свою очередь, Уильямс чуть позже изучал опасные фантазии пациентов с депрессией: мысли о самоубийстве. И у них они вовсе не тусклые. Даже наоборот: иногда они словно двойники флешбэков у пациентов с ПТСР. Уильямс называет их забеганием вперед. Он и его команда ученых спрашивали людей, ранее имевших диагноз «депрессия», как те представляли себе собственную смерть. Люди были в полном отчаянии, однако представления о смерти были яркими и живыми. Анкета демонстрировала степень серьезности мыслей о самоубийстве, то есть насколько неминуемым был этот поступок, — была выявлена четкая связь с яркостью фантазий о самоубийстве. Чем живее испытуемый представлял себе смерть, тем выше был риск. Исследовательская группа Уильямса призывает уделять повышенное внимание фантазиям о смерти при оценке риска совершения самоубийства у пациентов
[105]. В клинической психологии и психиатрии, как и в сфере изучения памяти, аспект впечатления игнорируется.
Возможно, мы недооцениваем влияние фантазий на человеческие поступки. Живо представить себе будущее — разве это не напрасный труд, разве нам недостаточно просто знать варианты развития событий? Будущее тоже семантично, оно строится на фактах разной степени очевидности, на предсказаниях: какие у нас планы на выходные, на кого мы хотим учиться (во всяком случае в начале учебы), что, вероятнее всего, произойдет с климатом? Знать будущее полезно, а если мы его просто чувствуем? Есть ли у этого состояния функция или это побочный эффект работы памяти? По мнению Томаса Саддендорфа, у ярких сценариев будущего есть совершенно четкая функция.
«Фантазии и визуализации позволяют нам почувствовать, как эти события на нас повлияют, и оценить вероятный исход. Например, если я решу отобрать у собаки кость, я могу исходить из уже имеющихся у меня знаний о реакции собаки. Я постараюсь избежать укуса и предусмотрю несколько вариантов: принести кошку, чтобы отвлечь внимание, застрелить собаку или попытаться ее успокоить. Все решения повлекут за собой определенные последствия. Стрелять в бедного пса абсолютно нецелесообразно, не говоря уже о том, что это аморально. Проигрывая различные варианты, я оцениваю сценарии, благодаря чему четче видны различные детали — они также подвергаются оценке».
Мысли о будущем Саддендорф предпочитает называть «эпизодическими предсказаниями», тем самым проводя параллель с эпизодическими воспоминаниями.
Насколько эпизодические предсказания важны для формирования нашего поведения в будущем — этот вопрос почти не изучался; вспомните, ведь интерес к ним разгорелся лишь около 2007 г., — но имеющиеся немногочисленные исследования показали, что система эпизодов напрямую влияет на поиск решения проблемы и на творчество. Вышеупомянутый гарвардский профессор Дэниел Шактер выяснил, что, если дать испытуемым установку в сторону спецификации эпизодов, их мысли о будущем не только станут более подробными, но также в их голове появятся идеи о множестве областей применения для обычных предметов
[106].
Испытуемых разделили на две группы, обеим показали фильм. Первую расспрашивали о нем с помощью метода ведения допроса KREATIV, внедренного в Норвегии Асбьёрном Раклевом. Вторая группа решала задачку по математике, пока ждала следующего задания, уже творческого. Его суть состояла в том, чтобы найти как можно больше различных сфер применения для совершенно обычных предметов, например для карандаша (попробуйте сами: для каких еще целей сгодится карандаш). Те, кого подробно расспрашивали о фильме, придумали больше сфер применения для карандаша, чем те, кто нейтрализовал воспоминания о нем математической задачей. Эксперимент показал связь памяти, планирования будущего и творческого подхода к решению задач через влияние на один элемент системы — память (в данном случае о фильме).