Увы, должен признать, что нас опять обвели вокруг пальца. Директриса отделалась ничего не значащими словесами.
Муниципалитет и попечительский совет все еще ведут дискуссию о планах на будущее нашего дома. Стелваген тянула время, рассуждая о реструктуризации, индивидуальном уходе, эффективности, системных изменениях и экономии в рамках Закона о социальной поддержке.
– И теперь попечительский совет закроет наш дом? – спросил Граме, когда она наконец заткнулась.
На это она не смогла дать однозначного ответа, сославшись на только что ею сказанное.
– Значит, вы не можете гарантировать, что наш дом престарелых не будет ликвидирован? – не сдавалась Леония.
В настоящий момент не имеет смысла говорить о гарантиях.
Что касается очередей перед лифтом, то дирекция постоянно уделяет им внимание и обещает создать специальную комиссию, которая глубоко изучит проблемы перемещения внутри здания. В настоящий момент она не видит необходимости, чтобы в этой комиссии были представлены жильцы.
Все наши возражения, заклинания и увещевания потонули в болоте канцелярского языка или были отклонены до очередной встречи.
В какой-то момент Леония не выдержала.
– И вы говорите, что принимаете жильцов всерьез? А у меня сложилось впечатление, что дирекция и руководство думают, будто жильцы существуют для них, а не наоборот.
Стелваген и глазом не моргнула.
– Мне искренне жаль, что у вас сложилось такое впечатление. Смею вас заверить, что бла-бла-бла…
В заключение она рассыпалась в благодарностях комитету за идею “безболезненного” стола. Она знает: встречу нужно заканчивать на оптимистической ноте. Потом посмотрела на часы. Наше время истекло.
Впрочем, мне показалось, что она вела себя не совсем обычно. Не могу толком сказать, что изменилось. Может, она стала немного рассеянной?
СРЕДА 19 августа
Заходил Эверт с сообщением, что раз в три недели он будет получать в больнице порцию свежей крови. Тоже мне подарочек.
Он был на приеме у терапевта, и тот констатировал анемию.
– Это из-за рака кишечника, а с ним ничего уже не поделаешь. Учитывая безнадежную ситуацию, все прошло как нельзя лучше.
Я не знал, что сказать: то ли подбодрить Эверта, то ли отшутиться. И не выдавил из себя ни слова.
– Черт возьми, да закрой ты рот, раз уж сказать нечего, – продолжал Эверт. – Смерть крепко держит меня за яйца, но давай мы, насколько возможно, ее проигнорируем. Как говорил мой старый друг Карел: Carpe diem, но memento mori
[24].
Я опять раскрыл рот.
– Что, брат? Не думал, что я могу по латыни?
– Что я знаю латынь.
– Я так и знал, что ты это скажешь, старый зануда.
Я спросил, не хочет ли он завтра съездить на Эй и посмотреть Sail, парад огромных парусников, который проходит раз в пять лет.
– Герт может взять напрокат скутмобиль. Попросит сына подобрать для тебя какой-нибудь и завезти по дороге.
Я видел, как он вздрогнул. Это уязвимое место Эверта. При всей его дерзости, он не рискует садиться на скутмобиль.
Нет, парад не слишком его интересует. И он уже был там пять лет назад. Там слишком тесно для езды на такой штуке.
– Ты просто не рискуешь.
– Я рискну. Но не завтра.
– Окей, тогда в пятницу едем на скутмобилях смотреть фейерверк.
Он еще немного покочевряжился, дескать, из окна тоже хорошо видно, но, в конце концов, сдал позиции. В четверг днем потренируемся в парке, а в пятницу вечером отправимся. Герт закажет сыну удобную тачку, простую в управлении.
ЧЕТВЕРГ 20 августа
Реакция на двух старых дедушек на скутмобилях обычно различна. Одни люди умиляются: “Очаровательно!”, другие чуть ли не вслух думают: “Что потеряли здесь два старпёра? Катились бы куда подальше!” Но вчера к нам отнеслись исключительно с симпатией.
Мы с Гертом отважились поехать в центр, на набережную, поглядеть на парад. Герт помешан на парусниках, да и я не прочь раз в пять лет, пусть всего часок, полюбоваться на проходящие мимо корабли, даже если их паруса спущены.
Погода была прекрасная, в корзинке для съестного лежали бутерброды, кофе, печенье и конфеты, и выехали мы пораньше, надеясь занять удобное местечко среди десятков тысяч зрителей, заполнивших набережную. И, о чудо, это нам удалось. Народ был в отличном настроении, все были взаимно вежливы, нас любезно пропускали вперед, и в результате мы оказались в первом ряду зрителей. Ужасно досадно, что в тот единственный за много лет день, когда можно было воспользоваться биноклем, я оставил его дома. Время от времени я одалживал бинокль у стоявшего рядом парнишки, если ему самому он мешал держать в руке мороженое, “марс” или бутылку колы. Малец и так уже растолстел, но в данном случае мне показалось неуместным упоминать об этом.
Мы даже немного поучаствовали в параде. Дело в том, что с нашего наблюдательного пункта на набережной я увидел, что на пароме, пересекающем Эй, вовсе не так тесно, как можно было ожидать. Отдавив несколько пальцев (“О, ничего, ничего, у меня их все-таки десять!”) и миновав полосатый барьер, мы попали на паром и дважды проехались туда и обратно посреди армады малых судов, сновавших между большими трех- и четырехмачтовыми парусниками. Правда, нам приходилось каждый раз ненадолго съезжать с парома, чтобы занять очередь в обратном направлении. Наконец-то сослужил службу малый радиус разворота наших скутмобилей. Поразительно, что мало кто из десятков тысяч зрителей додумался до этой идеи. Непостижимая подчас вещь – масса народа.
Вечером клуб СНОНЕМ собрался на балкончике в квартире Граме полюбоваться на фейерверк. Было тесновато, но, как всегда, весело. С вином и фруктами во фритюре.
– Зачем переться в такую даль? В сущности, отсюда вид даже лучше, – как бы невзначай обронил Эверт.
– Хромая ты швабра! Пытаешься увильнуть от первой поездки на скутмобиле?
Это выдал Герт. Хотя весь день он произносил фразы только из одного или двух слов: “Хорошо!” и “Очень хорошо!”
ПЯТНИЦА 21 августа
Уму непостижимо: госпожа Квинт за кофейным столом пожаловалась, что из-за фейерверка не спала всю ночь.
– О нет! Фейерверк продолжался пятнадцать минут. И все это время вы не могли заснуть? – посочувствовал я. – Вы, должно быть, очень устали.
Злобный взгляд был мне ответом. Но я уже не тушуюсь, как старый пай-мальчик Хендрик. И это меня радует.
Вчера днем Эверт практиковался на арендованном скутмобиле, но я бы не сказал, что с большим успехом… В семьдесят лет мой друг попал в аварию на мопеде и с тех пор ужасно боится всего, что тарахтит. Его страх сильнее его дерзости, а это о чем-то говорит. В то же время он отдает себе отчет, что в инвалидном кресле с ручным управлением он очень скоро окажется взаперти. Болезнь его разрушает, силы оставляют. Инвалидная коляска с электрическим приводом или скутмобиль позволят ему немного дольше сохранять подвижность.
