Когда они спрашивают, что происходит с Эвертом, я вынужден отмалчиваться, так как поклялся Эверту не говорить никому, что у него рак.
– Могло быть и хуже, – говорю я, а когда они настаивают, отсылаю их к самому Эверту.
Вчера я сказал ему, что дальше так не пойдет. Он похудел минимум на пятнадцать килограммов, а раньше весил шестьдесят пять. Никто не верит, что ничего не случилось. Возможно, уже идут разговоры.
– Твои друзья рано или поздно узнают правду. Я убежден, что лучше рассказать им все сейчас.
Эверт пристально взглянул на меня, но сказал, что должен подумать.
– Кроме того, не мешало бы поставить в курс дела и персонал дома, – добавил я.
– Об этом не может быть и речи, – категорически возразил Эверт. – Это всегда успеется. Вот когда помру, тогда и расскажешь сестрам. Итак: СНОНЕМу – да, персоналу – никогда. Хороший стишок. Да, Хенки?
Должен признать, сказано было кратко и сильно. Я прекрасно понимаю Эверта; ему совершенно не нужен хоровод сестер и санитарок у его смертного одра. Если его против воли переведут в закрытое отделение, это для него хуже смерти.
– Помру так, как сам пожелаю.
Я сглотнул ком в горле и кивнул.
ПЯТНИЦА 11 сентября
– А может, это и хороший день, одиннадцатое сентября. Потом люди будут спрашивать: когда были разрушены башни-близнецы? А им ответят: да в тот самый день, когда Эверт рассказал, что у него рак, – одиннадцатого сентября.
Сам Эверт нашел эту мысль интересной.
Сегодня вечером СНОНЕМ проводит собрание у него на квартире. “Собрание” звучит слишком солидно, а это был только повод встретиться, пообщаться, полакомиться фруктами во фритюре и выпить вина или чего покрепче. Случилось так, что на повестке дня всего один вопрос – назначение даты следующего собрания. Так что сегодня веселье будет жестко прервано сообщением Эверта, что его членство в клубе подходит к концу.
Пытаясь отвлечься, слежу за велогонкой Вуэльта Испании. “У нас” появился новый голландский герой с французской фамилией: Том Дюмулен. Он уже выиграл три этапа и продолжает гонку в красной майке лидера. Я целую неделю каждый день включаю канал “Евроспорт”. А теперь Том сулит победу, и нидерландское телевидение снова оживилось. Оно активизируется лишь в хорошие времена, и мне это не нравится.
Супермаркет “Джамбо” в Неймегене был эвакуирован из-за подозрительного ведерка с картофельным салатом, оставленного без присмотра. Поначалу это показалось мне странным, но потом я прочел, что ведерко-то было аж на три кило. В жизни не видел такого устрашающего ведерка. Это ж сколько взрывчатки можно туда запихнуть, и какой будет свинарник, если все хозяйство взлетит на воздух.
Неужели мы настолько одержимы паранойей, что эвакуируем огромный универсам, потому что кто-то, по зрелом размышлении, решил, что ему не нужно так много салата, а тащить тяжесть обратно, в отдел салатов, не имеет смысла?
СУББОТА 12 сентября
Вчера вечером дело было сделано.
Эверт прочистил горло и попросил слова. Наступила мертвая тишина, как будто каждый сразу почувствовал серьезность момента. Эверт уставился в пустоту, открыл рот и снова закрыл. Он еще раз прочистил горло и беспомощно посмотрел на меня.
– Грун, мальчик мой, да помоги же мне. Ведь ты мой друг, – еле выдавил он из себя.
И тогда я рассказал другим, что Эверт болен, смертельно болен. Что жить ему осталось самое большее пару месяцев. Несколько секунд сохранялась тишина, все смотрели на Эверта.
– Н-да, с кем не случается, – сказал он с кривой улыбкой.
К нему подошла Леония, встала лицом к лицу, обняла за плечи.
– Этого я и боялась, старый ты дуралей, – тихо сказала она и поцеловала его. – Что ж, сделаем все возможное.
– Вот это я и хотел услышать, детка. Бросай крокеты во фритюр, Антуан. И откупоривай лучшие бутылки.
Так и сделали. Это был впечатляющий вечер. Мы шутили шутки и утирали слезы, хлопали друг друга по плечам и обнимались. И много пили.
Сейчас девять утра. Вероятно, каждый из нас борется с похмельем, пытаясь запихнуть в себя бутерброд с шоколадной крошкой. И вписать в будничную жизнь нелепую новую реальность.
ВОСКРЕСЕНЬЕ 13 сентября
В последнее время я все чаще вспоминаю Эфье. Она тихо отступила из моей жизни на пару шагов, но теперь, по мере приближения смерти Эверта, каждый день возвращается в мои мысли. Я давно не доставал из ящика ее айпод, но вот уже несколько недель снова слушаю ее любимую музыку. И тогда приходят на память моменты, когда я давал ей послушать эту музыку в больнице и она только глазами могла сказать, что музыка прекрасна. Глазами, которые все больше тускнели.
После ее кончины члены клуба СНОНЕМ помогли друг другу снова сплотиться. Наша тесная компания никому не навязывается. Теплые, доброжелательные, заинтересованные люди, с чувством юмора и чувством локтя. Бываем сентиментальными и немного дурашливыми. Мы потихоньку дряхлеем, но обращаем на это не больше внимания, чем диктует необходимость. Мы желаем каждому вступить в подобный клуб, но не в наш. К нам регулярно поступают заявления о приеме, но мы вынуждены отвечать отказом. Наш микроавтобус вмещает не больше восьми пассажиров.
Английская королева сидит на троне шестьдесят три года и семь месяцев. На прошлой неделе она стала самой долгоиграющей правительницей Англии. Ее бедный сын Чарльз стал самым долгоиграющим наследником престола. В том возрасте, когда в Нидерландах уходят на пенсию, он все еще ждет, когда освободится его первое рабочее место.
Самым долгоиграющим правителем в истории человечества был король Свазиленда Собуза, но он стал королем еще во младенчестве. Это не считается.
Для некоторых обитателей дома восьмидесятидевятилетняя Елизавета – свет в окошке, пример жизненной активности.
– И ведь каждый день на работе, подумать только, – выразила свое восхищение госпожа Ван Димен.
– На мой взгляд, работа неплохая, – заметил Эверт. – У нее даже есть специальный лакей для подтирания ее королевской попки, так что она не слишком надрывается.
Ван Димен была глубоко шокирована оскорблением ее величества.
Эверт не угомонился. Он высказал предположение, что Елизавета давно померла, но после смерти была воссоздана, и внутри у нее моторчик.
– Я, по крайней мере, не вижу в ней ничего человеческого.
Мне пришлось замять дискуссию, так как госпожа Ван Димен пригрозила влепить Эверту пощечину своей сумкой. Мой друг просиял от удовольствия.
ПОНЕДЕЛЬНИК 14 сентября
У Люсеберта
[29] есть прекрасное изречение: “Все ценное беззащитно”, но некоторые люди придерживаются другого мнения на этот счет: “Все, что беззащитно, не имеет ценности”, ближе к их жизненному опыту. Подчас мы ощущаем презрение к нашей медлительности и бесполезности, особенно со стороны молодых людей, хотя они редко его высказывают.
