Некоторые ортодоксальные реформатские школы в Велюве бойкотируют детскую телепередачу “Новости Синтерклааса” из-за сюжета о призрачных белых ведьмах. Цитирую директора школы в Вортхёйзене: “Мы знаем из Библии, что люди, занимающиеся колдовством, огорчают Господа Бога”. Что ж, мне известны некоторые вещи, которые могут куда больше огорчить Господа Бога и его школьных учителей, чем “Новости Синтерклааса”. Если бы мне пришлось выбирать между великой книгой Бога и книгой Синтерклааса, я бы не затруднился с выбором. По мне, в Библии слишком много нелепых выдумок.
СУББОТА 14 ноября
Вчера утром шумиха вокруг белых ведьм, а вечером – пять терактов в Париже, сто двадцать погибших. Недоумение и негодование. Как осмыслить этот огромный ужасный контраст?
– Вот вам и пятница, тринадцатое, – со слезами на глазах сказала одна из соседок.
Весь вечер, как приклеенный, я просидел перед телевизором. Что бы там ни говорили все эксперты и очевидцы, телевизор довольно бесполезен, ведь к ужасающим цифрам, в сущности, нечего добавить: пять кровавых терактов, сто двадцать погибших (на данный момент). Чудовищно. Сейчас всех европейцев сплотило общее горе. Через несколько дней, когда речь пойдет о том, как победить террор и кто прямо или косвенно во всем виноват, снова разгорятся конфликты.
ВОСКРЕСЕНЬЕ 15 ноября
Несколько жильцов вчера застряли в лифте. Без всяких видимых причин он остановился между четвертым и пятым этажами. Началась легкая паника. Людям в лифте понадобилось некоторое время, чтобы сообразить, что в лифте должна быть тревожная кнопка. И еще некоторое время, чтобы обнаружить ее за широкой спиной господина Дикхаута. Но когда прозвучал сигнал тревоги, к лифту поспешила дежурная сестра.
– Помогите! – раздался сдавленный вопль из шахты.
– Сохраняйте спокойствие. Кто в лифте? – спросила сестра.
– Мы застряли в лифте, а меня уже ноги не держат.
– Меня тоже.
– Садитесь.
– На пол?
– А вы не можете сесть на вашу тележку?
– Нет, я хожу с палкой.
– Если нет сил стоять, немедленно садитесь на пол.
– Но я тогда уже не встану.
– А мы поможем. Сколько человек в лифте?
Оказалось, что в лифте застряли четверо, с двумя роляторами и одной палкой.
Мне повезло: я стоял в первом ряду зевак, так как собрался спуститься на первый этаж.
Время шло, но никто из технической службы не появлялся. А пока что к жертвам с ободряющими речами обращались сочувствующие сверху, с пятого этажа, и снизу, с четвертого этажа.
– Сейчас кто-нибудь придет и вызволит вас оттуда.
– Госпожа Дёйтс говорит, что упадет в обморок, – прозвучал испуганный голос.
Все настойчиво посоветовали ей не делать этого.
– Пришел кто-нибудь?
– Придет, если вы не устроите там пожара, – сказал кто-то из подоспевших зевак, любителей катастроф, указывая на табличку с надписью “При пожаре лифтом не пользоваться”.
Наконец появился начальник технической службы с бутербродом в руке. Он вручную, в машинном отделении, спустил лифт на один метр, после чего удалось открыть дверь специальным ключом.
Публика, не стесняясь, ринулась вперед, чтобы поглядеть, насколько трагична ситуация в лифте, так что прошло еще немало времени, прежде чем застрявшая четверка с театральными стонами вышла из заточения. Прямо как шахтеры, которые две недели просидели под завалами. Госпожа Дёйтс снова угрожала обмороком. Господин Схауте делал вид, что вынужден прикрывать глаза от яркого света. Это была шутка, но никто ее не оценил. Вся катастрофа продолжалась двадцать минут, но дала пищу для многочасовых обсуждений.
Нет худа без добра: мы немного отвлеклись от терактов в Париже.
ПОНЕДЕЛЬНИК 16 ноября
В двенадцать часов была минута молчания в знак скорби о жертвах терактов в Париже.
Госпожа Брегман временно превратила голландский флаг во французский, повернув его на девяносто градусов и изменив формат с помощью иголки и нитки. Флаг прикреплен к батарее отопления и вывешен из окна. Поэтому окно должно оставаться приоткрытым.
– Холодновато, конечно, но что-то же я должна сделать, пусть даже так мало.
Прекрасный маленький жест. Может быть, когда-нибудь миллионы маленьких красивых жестов преодолеют силу бомб.
Сегодня утром ходил в больницу проверять состояние руки. Доктор осмотрел гипс и рентгеновские снимки.
– Выглядит недурно, господин… э… Грун.
– Недурно?
– Перелом заживает довольно хорошо для вашего возраста, но боюсь, речь идет об остеопорозе.
– Остеопороз?
– Да, остеопороз, потеря костной массы.
Он предложил обследовать мои кости.
– Для этого вам нужно съездить в Гронинген, – сообщил он таким тоном, словно Гронинген рядом, за углом.
– Съездить в Гронинген?.. – машинально повторил я.
– Они там специализируются на остеопорозе.
Он произносил это слово все быстрее.
– Доктор, вы посылаете меня на обследование аж в Гронинген, хотя мы с вами и так знаем, что у меня хрупкие кости. Моим костям, между прочим, восемьдесят шесть лет.
– Вероятность остеопороза действительно довольно велика.
– Просто я предполагаю, что после обследования в Гронингене тамошний доктор порекомендует мне не волноваться и, по возможности, не ломать кости. А это вы мне уже посоветовали.
Я завелся. Я негодовал из-за выброшенных на ветер денег и пустой траты времени. Переливаем из пустого в порожнее для очистки совести.
– Вы не обязаны проходить это обследование, – мужественно признал доктор.
Приду к нему на прием 2 декабря и тогда, если все будет в порядке, он снимет гипс.
Когда я выходил из кабинета, доктор сказал мне вслед без всякой иронии:
– Главное, будьте осторожны.
ВТОРНИК 17 ноября
Может быть, госпожа Моралес все-таки права: магистр Ван де Керкхоф, во всяком случае, времени не теряет. Не прошло и месяца, как наш новый директор вступил в должность, а он уже объявил, что в 2016 году, по соображениям экономии, небольшая часть нашего дома будет закрыта. Затем он объявил, что закажет социологическое исследование, чтобы выяснить, нельзя ли вместо собственной кухни организовать кейтеринг: доставку еды жильцам “извне”. В следующий раз предложу ему пари на 1000 евро, что угадаю результат исследования.
Керкхоф не скрывает своих намерений.
– Какой энергичный менеджер, – сказала Леония. – Наверно, уже подыскивает себе следующий объект санации.
Настроение на чрезвычайном заседании комитета жильцов было мрачным и решительным. Мы не стадо покорных старых овец и не поплетемся на бойню, куда нас гонит сопляк-магистр, который так любит санации и так не любит престарелых.
