– Вы хорошо ее знали? – спросил я.
– Я убиралась у нее два раза по три часа в неделю больше десяти лет, и глажка тоже была на мне, но дополнительно, я забирала домой. Она была такой мужественной, я никогда не слышала, чтобы она жаловалась.
– А что случилось?
За десять минут, под музыкальный аккомпанемент, я получил краткий отчет о коварной болезни, ремиссии, волосах, которые заново отрастали, потом снова выпадали, о разрушении тромбоцитов, замешательстве врачей, о мужестве, которое ей требовалось. Святая.
Разумеется.
Роберта говорила тихо, как стоя, так и сидя, я слушал ее внимательно и уже собирался расспросить о присутствующих членах семьи, когда узнал двухтактный звук, похожий на перестук копыт лошадей, бегущих галопом по парижским мостовым; звук приблизился, замер неподалеку, завис еще ненадолго – ровно на то время, которое требуется двухцилиндровому мотору, чтобы заглохнуть.
Чуть позже я услышал, как скрипнула боковая дверь, и понял еще до того, как ее увидел, что Лена зашла в церковь. Стелла в некотором отдалении шла за ней. На Лене был ее кожаный костюм и большие круглые солнечные очки, скрывавшие пол-лица. Она походила на тех кинодив, которые якобы стараются укрыться от посторонних взглядов, и в результате на них все смотрят. Я тихонько их окликнул, и они сели слева от меня. Я представил им:
– Это Роберта. Она была домработницей у…
Я не договорил у кого, просто не получилось, но они и так поняли. Четверть часа мы принимали участие в службе – молитвы, ответы, мы вставали и садились вместе со всеми. А потом пожилая женщина с седыми волосами, зачесанными назад, подошла к нашему ряду, посмотрела на Лену, дружески ей улыбнулась, наклонилась и что-то прошептала на ухо. Лена отрицательно покачала головой, но та настаивала, положила ладонь ей на руку, словно хотела увести за собой. В результате Лена пошла за женщиной, спохватилась, протянула руку к Стелле, которая заколебалась и присоединилась к ней. Потом мать кивнула мне, и я пошел с ними. Мы проследовали по центральному проходу под взглядами всех собравшихся.
Незаметного появления не получилось.
Женщина с седыми волосами пригласила нас занять места в первом ряду, и мы направились к свободным стульям. Видный мужчина лет сорока в костюме с жилеткой и галстуком встал, обнял Лену, они быстро расцеловались, так же поступила женщина в траурном костюме, сидевшая с ним рядом, они пожали руку Стелле, потом мне, мы сели рядом с ними и оставались там до конца службы.
* * *
Это были первые похороны, на которых я присутствовал. Должен сказать, что они мне показались очень красивыми, до того момента я ни разу не слушал орган, и некоторые исполненные отрывки были великолепны. Проповедь священника брала за душу, чувствовалось, что он был искренен и говорил о человеке, которого знал и ценил, о верной дочери церкви, которая принимала участие в жизни прихода и чья жизнь могла послужить примером, как и утверждала Роберта. Однако мне трудно было проникнуться его рассуждениями, я не понимал, почему Господь при всем своем всемогуществе не спас молодую женщину, которая служила ему с такой преданностью и взывала к нему, ведь она могла прожить еще лет пятьдесят. Я был просто ошеломлен, когда в конце он предложил всем присутствующим сосредоточиться и послушать песню, которую сама Мари-Лор выбрала для этой церемонии. Когда в тишине церкви прозвучали первые ноты «Раз ты уходишь» и высокий, хрупкий голос Гольдмана заполнил все пространство, слова этого изумительного текста потрясли нас всех.
У меня мурашки по спине пробежали.
Наверно, немного глупо так переживать из-за незнакомого человека, но эта песня всегда на меня так действовала. Слышно было, как шмыгают носы, и я видел, собственными глазами видел, как Лена утерла рукавом слезу, дважды, и надолго прикусила губу.
Раз надвигается тень
И не взойти на гору
Над ветрами, что выше ступеней забвения,
Значит нужно научиться,
Пусть не понимая,
Лишь мечтать о желанном и жить, говоря себе
«так тому и быть».
Потом священник поднялся и развел руки, будто собираясь обнять всех присутствующих. Наш ряд вышел первым, остальные по порядку вставали и следовали за нами, ряд за рядом; на последних словах последнего куплета мы покинули церковь. Мы остановились на паперти, в окружении все нарастающей толпы; несмотря на солнце, было довольно холодно. Элегантный мужчина в костюме с галстуком подошел к нам вместе с женой, Лена немного отстраненно представила нас:
– Поль, этот Стефан, мой старший брат, и Сандрина, его жена.
Стефан протянул руку, и мы обменялись крепким рукопожатием.
– Я счастлив с тобой познакомиться, несмотря на обстоятельства, – сказал он.
– Я тоже, – подхватила Сандрина, в свою очередь протягивая довольно вялую ладонь.
– А где дети? – спросил Стефан у жены. – Они будут так рады с тобой познакомиться.
Сандрина оставила нас и отправилась на поиски.
– И позволь представить тебе Стеллу, мою подругу, – продолжила Лена.
– Добрый день, мадам, – сказал Стефан, приветствуя ее коротким кивком.
Какое-то время мы молчали, потом Стефан махнул рукой женщине в сером пальто, с длинными светлыми волосами, и та подошла к нам.
– Элен, ты меня не узнаешь? – спросила она с беспокойством.
Мать вгляделась в ее лицо, нахмурив брови.
– Ну же, я Селин. Не до такой же степени я переменилась.
– Селин! Господи, Селин. Нет, конечно, ты не переменилась, это я…
Они упали в объятия друг друга.
– Я так счастлива снова тебя увидеть, – сказала Селин.
– Я тоже. Познакомься, это Поль, мой сын, и Стелла, моя подруга.
– Какой он большой! И такой красивый.
– Это Селин, моя кузина, дочь дяди Жака, который давно умер.
Селин поцеловала меня и послала улыбку Стелле. К нам приблизилась пожилая пара. Мужчина, по виду сельский джентльмен, опирался на трость, у него были тонкие благородные черты, седые волосы отброшены назад, кожа в старческих пятнышках. Он напомнил мне старого американского актера, но я не мог вспомнить, какого именно. Женщина была в шляпе с черной вуалеткой, которую она подняла, и я заметил ее чуть слишком розовую крем-пудру, золотистые волосы и синие глаза. Она куталась в норковое манто, на локте висела сумочка из крокодиловой кожи. В одной руке она держала пару кожаных перчаток, на другой сверкали два кольца с бриллиантами. Она сохранила явные следы былой красоты и на меня смотрела с растроганной улыбкой.
– Папа, познакомься с Полем, – сказала Лена.
Я посмотрел на своего деда, он был в прекрасной форме. Я протянул ему руку, но он не шелохнулся. Какое-то мгновение мы так и стояли в нерешительности. Думаю, он колебался, размышлял. А потом, без единого слова, как если бы мы стали невидимыми, он развернулся, так и оставив меня с протянутой рукой. Прихрамывая и опираясь на трость, он растворился в толпе. Бабушка положила мне руку на плечо:
