Мы со Стеллой по очереди проводили по два дня у Лены. Когда я в первый раз сменил ее, она сказала, что чуть не умерла от скуки. Мы встречались в вокзальном кафе, обменивались новостями, их было не слишком много. Лена боролась с пневмонией, у нее отекла нога, но лечение вроде действовало, и температура стабилизировалась. На восьмой день новости стали обнадеживающими, нам позволили зайти к ней в палату. Не больше чем на четверть часа и только по одному.
Медсестра отдельно подчеркнула, что больная оказалась не из легких.
Мы переглянулись со Стеллой и одновременно подумали, что Лена пошла на поправку. Стелла заколебалась и сказала, что лучше бы я зашел первым. У Лены было серое лицо в морщинах, черные круги под глазами и слипшиеся волосы, она казалась постаревшей на десять лет, и еще гематомы на руках от капельниц. Я сказал, что она неплохо выглядит, и спросил, как она себя чувствует.
– Я сдохну в этом госпитале, если они не дадут мне покурить. А их старшая медсестра полная идиотка.
С одной стороны, я знал, что бесполезно, даже глупо пытаться ее вразумить, а с другой, я был счастлив видеть, что она пришла в свое обычное расположение духа, и решил, что в таком состоянии лучше ей не перечить.
– И знаешь что? Похоже, они собираются отправить меня на реабилитацию в какой-то дом отдыха, на месяц или на два.
– После всего, что с тобой случилось, это как раз то, что надо, чтобы восстановиться.
– Забудь думать!
– Придется потерпеть, но это ведь не так долго. А потом ты будешь совершенно здорова и сможешь вернуться к обычной жизни. Послушай, мне пора идти, там Стелла, нам не разрешили заходить вместе.
– Прошу, останься. Я не хочу оставаться с ней вдвоем.
Я постарался переубедить ее, но не было никакой возможности заставить ее передумать. Стелла в конце концов зашла. Мы поговорили о палате, большой и комфортабельной, о красивом виде из окна, о морском воздухе, который чувствовался, стоило открыть окно, о еде, которая оказалась не так уж плоха, о телепрограмме, которая сейчас была довольно скучной. А потом явилась старшая медсестра, разворчалась, потому что мы ее не послушали, и выставила нас за дверь. Стелла была довольна, она нашла, что Лена идет на поправку, я не осмелился сказать ей, что Лена нарочно развела этот треп, чтобы не оставаться с ней наедине. Был мой черед ехать в Париж. Два дня спустя, когда я вернулся в Булонь, у Стеллы был мрачный вид, и, едва мы присели в кафетерии, она начала расспрашивать:
– Что вы делаете, когда остаетесь вместе?
– Разговариваем.
– Все время?
– Иногда смотрим телевизор.
– А когда я прихожу и спрашиваю, как она себя чувствует, она отвечает, что устала. Закрывает глаза и спит или притворяется. И мы за весь день и слова друг другу не скажем. Она никогда не говорит с тобой о нас двоих?
Я покачал головой. У Стеллы глаза были на мокром месте. Но я даже не попытался ее подбодрить, мне не хотелось лгать. Хорошая новость была только одна: благодаря справке из больницы Натали сумела добиться у судьи временной отмены полицейского надзора. А потом врачиха захотела с нами встретиться, со Стеллой и со мной. Она приняла нас на следующий день. Пребывание Лены в больнице подходило к концу, но возникла серьезная проблема, с какой ей еще не приходилось сталкиваться. Старшая медсестра нашла в департаменте Сомма место в специализированном центре реабилитации больных с тяжелыми кардиологическими проблемами, причем на сто процентов бесплатное; учитывая состояние матери, это было практически необходимо, ее наблюдали бы специалисты, диетологи и физиотерапевты, она смогла бы пройти соответствующие восстановительные процедуры и кучу обследований, но Лена отказывалась туда ехать, даже ненадолго. Врачиха подробно объяснила ей, каким опасностям она себя подвергает без этого лечения, но, по ее словам, это было как со стенкой разговаривать. Невозможно заставить ее силой, но врач снимала с себя всякую ответственность, если Лена не последует ее рекомендациям. И просила помочь ее переубедить.
Мы со Стеллой попытались. Сначала по очереди, потом вместе. Со всяческими предосторожностями и без них. Мы не горячились, ну, по крайней мере, я не горячился, зато уже через пять минут после начала разговора Стелла заявила, что та ее достала; они перешли на повышенные тона, Лена уперлась, как балованный ребенок: отстаньте, не поеду, я в порядке, медикам это надо, только чтобы набить себе карманы, а единственное, что мне точно пойдет на пользу, так это больше их не видеть и вернуться к нормальной жизни. Я буду глотать их пилюли, даже, возможно, немного займусь гимнастикой, но это все, а вы начинаете реально действовать мне на нервы.
Не надо было говорить с ней впрямую.
Наверно, нам бы следовало слукавить, завести разговор издалека, мало-помалу подводя ее к пониманию, что нет лучшего решения, чем провести месяц в реабилитационном центре, но мы поперли напролом, мы устали, и уже не было сил хитрить, уверяя себя, что Лена, в конце концов, взрослый человек, хотя на самом деле моя мать была старым подростком в вечной погоне за своей тенью. И конечно, мы должны были поразмыслить заранее, ведь в глубине души мы знали, что дело гиблое и нам никогда не заставить ее передумать. Это было бы не в первый раз, но, вполне вероятно, в последний, и мы корили себя, что не проявили должной гибкости.
Лена подмахнула расписку, даже не прочитав. Она оделась, мы вышли прогуляться в сад, она попросила меня сбегать в киоск и купить «Моторевю». Они со Стеллой уселись на скамейке и начали разговаривать. Я поглядывал на них издалека, у них был расслабленный вид, как у двух подружек, решивших немного поболтать, это длилось добрых полчаса, потом Лена встала и оставила Стеллу одну. Лена поднялась за своими вещами в палату, я помог собрать все в пластиковые пакеты. Спросил, как прошло со Стеллой, она посоветовала спросить у нее самой. Я проводил ее в приемное отделение, она подписала бумаги, попросила вызвать такси, сказала, что сообщит о себе, как только сможет. Мы вышли из госпиталя, подождали пару минут, ее такси прибыло, она села, и машина уехала. Я вернулся в госпиталь, Стелла так и не шелохнулась, я пристроился рядом с ней.
– Что она сказала? – спросил я.
Глядя прямо перед собой, Стелла только пожала плечами и ничего не ответила. Мы зашли в гостиницу забрать наши вещи и расплатиться. Пешком двинулись на вокзал, чуть-чуть опоздали на скоростной, сели на междугородний, дорога показалась бесконечной. Я надеялся, что Стелла перескажет мне их беседу, но ей не хотелось разговаривать. Да и так все было ясно.
* * *
Как мы приспособимся жить вдвоем?
В этой ситуации кто может мне посоветовать?
Лучше разъехаться или держаться за старое?
Этот вопрос пронзил меня среди ночи. Тяжелый ком в груди не давал мне снова заснуть. Я не представлял, как можно продолжать жить вместе, если между нами стоит Лена, с этим надо кончать, я должен уйти, найти другую работу – а как иначе? Всякий раз, видя меня, Стелла не сможет не думать о Лене, рано или поздно она не вынесет. И тринадцать лет, проведенных бок о бок, не имеют значения, перед нами встал выбор, пусть и не по нашей воле, мы навсегда останемся друзьями, но на расстоянии. Я поднялся в половине седьмого утра, совершенно разбитый. Сделал себе очень крепкий кофе. Я знал, что Стелла даст мне время прокрутиться, волновало меня не это, а то, что все распадается и исчезает, а дальше – только пустота, как будто между нами никогда ничего и не было. Я ждал, пока нальется кофе, когда появилась Стелла, волоча ноги, вид у нее был ужасный. Она поставила свою кружку на стол, села. Я налил ей кофе, мы подождали, когда он немного остынет, дуя каждый в свою чашку.
