Увидев в стороне от дорожки скамейку, утопавшую в сиреневых кустах, Михаил Анатольевич машинально направился к ней, присел на краешек и уставился прямо перед собой невидящим взглядом. Что же делать? Может, он и вправду сошел с ума? В таком случае надо обратиться к врачу. Но опять же – какие врачи среди ночи? И за что ему такое несчастье?
Против воли Овечкин начал припоминать подробности галлюцинации. Снова увидел перед собою поросшее серой шерстью лицо деда и услышал его хриплый голос. Как домовой его обозвал? Насекомым?.. Почему это он, Овечкин, насекомое? И даже хуже? Непонятно. Он жил себе, никого не трогал. Ну, может быть, конечно, выдающихся поступков не совершал, так ведь не всякому и дано. Зато не вредил никому… «Никто тебя не хватится! – вспомнил он вдруг дедовы слова. – Никто и не заметит!»
И окончательно расстроился. А ведь и правда. Так оно и есть. Вот он сидит здесь, одинокий, и никто не пожалеет о нем, если случится ему завтра исчезнуть из числа живущих… Сознавать это было чертовски неприятно, и Овечкин, как обычно поступают люди в подобной ситуации, принялся судорожно искать виноватых.
…И не нашел. Более того, неожиданно убедился Михаил Анатольевич, что не может даже толком вспомнить свою жизнь, так оказалась она однообразна и пуста, начиная с самого детства. Почему-то не дружил он с ребятами ни во дворе, ни в школе, не играл в войну. Не искал кладов, не влюблялся. Не ссорился и не дрался. Почему? Ни одного интересного события не мог припомнить Овечкин, ни одного яркого переживания. Вроде бы читал он много – но и прочитанного толком не помнил, потому что впадал обычно над книгой в некоторое оцепенение и не то думал, не то мечтал о чем-то, чего не мог выразить ни словами, ни образами… Так и по улицам ходил, и на работе делал свое нехитрое дело – словно бы в полудреме. Жил он с мамой, и покойная его родительница никогда и ни в чем ему не препятствовала, возможно, даже не подозревая о внутренней апатии сына. Кого винить? Сам… значит, сам проспал всю свою жизнь. Не искал ничьей дружбы и не знал любви. Не нажил врага и не изведал вкуса ни победы, ни поражения. Он и сейчас с удовольствием забылся бы, да только куда уж!..
Так, значит, прав был домовой? Михаил Анатольевич вздрогнул. Спал, и только сегодня, выходит, проснулся?..
Пробуждение оказалось не из приятных. Признав неожиданно для себя правоту домового, Михаил Анатольевич весь съежился и почувствовал, как от стыда заполыхали щеки. Ужас-то какой… Вот сидит он ночью в саду на скамейке и ни малейшего представления не имеет, что ему теперь делать. Разве что пойти и сдаться на милость привидевшейся нечисти, и позволить окончательно растоптать свою человеческую сущность…
Скверным стал для Михаила Анатольевича этот час его жизни. Он познал всю глубину своей никчемности и своего одиночества. Он увидел Овечкина со стороны, как есть, и осудил его со всей строгостью. И не было на земле человека несчастнее Михаила Анатольевича в этот час…
* * *
К реальности его возвратили холод, сырость и жгучие укусы комаров, круживших над ним хищным роем. Несколько раз хлопнув себя по шее, Михаил Анатольевич содрогнулся и беспомощно огляделся по сторонам.
Над кронами деревьев в бледном небе висела огромная серебряная луна. Свет ее смешивался с призрачным мерцающим свечением белой ночи. От этой красоты у Овечкина перехватило дыхание. Никогда прежде не находился он вне дома в столь поздний час и никогда не видел ничего подобного. Даже не знал, что такое бывает. Он медленно повернул голову, стремясь охватить взглядом весь раскинувшийся перед ним ночной пейзаж с темными, посеребренными луной купами деревьев и прозрачной дымкой, стелившейся над полянами. Незнакомое доселе чувство благоговения и тихого восторга наполнило исстрадавшуюся душу, и Михаил Анатольевич на время позабыл о своем горе. Он вдохнул полной грудью прохладный воздух, напитанный ароматами только что расцветшей сирени и прочей молодой зелени сада, и опять затаил дыхание, любуясь этой сказочной ночью.
Однако действительность вновь бессердечно напомнила о себе. И оторвавшись от созерцания, Михаил Анатольевич нагнулся и с несвойственной ему свирепостью прибил комара, впившегося в щиколотку.
Под ногами что-то блеснуло. Он было рассеянно глянул на искорку, а потом, заинтересовавшись, протянул руку и поднял с земли необычный предмет – по-видимому, потерянную каким-то ребенком игрушку.
То был стеклянный кубик с закругленными гранями, свободно умещавшийся в кулаке, но довольно тяжелый. Овечкин взвесил его на ладони и поднес поближе к глазам.
Казалось, кубик был наполнен туманом, медленно движущейся живой дымкой. В самом центре его горела крохотная свеча. Михаил Анатольевич перевернул кубик, но свеча тут же вновь приняла вертикальное положение, только пламя ее чуть-чуть заколебалось.
Сердце у Овечкина отчего-то дрогнуло. Малютка-огонек завораживал. Пока Михаил Анатольевич смотрел в светло озаренную, дышавшую таинственной жизнью глубину кубика, тот, казалось, разросся и занял все пространство перед глазами. Овечкин различил узенькую тропинку, начинавшуюся прямо у его ног, пропадавшую в тумане, вновь появлявшуюся, ведущую к самому огоньку…
Невдалеке послышался чей-то кашель, и, опомнившись, Овечкин зажал кубик в кулаке и выпрямился. Мимо по аллее неторопливо прошел человек в сопровождении огромной лохматой собаки. Овечкин провожал их взглядом, пока они не скрылись из виду, а потом вновь осторожно разжал руку. Свеча горела.
Он вдруг обнаружил, что ему стало гораздо легче дышать. Словно появилась надежда. И сердце его сладко заныло – непостижимым образом чудесная игрушка обещала утешение и сулила новую жизнь, полную интересных и волнующих событий.
Овечкин понял, что не хочет с ней расставаться. Он чувствовал себя растроганным и немножко смешным, когда прятал кубик в карман. Ведет себя, как мальчишка, право…
Однако пора было что-то предпринимать, если он не хотел быть заживо съеденным комарами. Михаил Анатольевич прибил у себя на руке еще несколько этих кусачих тварей и неохотно поднялся со скамейки. Светлые необычные ощущения, испытанные за последние несколько минут, догорели в нем, как только он вспомнил, что идти ему по-прежнему некуда. И Овечкин поплелся к выходу из сада, смутно надеясь на какое-нибудь чудо и нимало не подозревая о том, что в судьбу его уже вмешался могущественный талисман Тамрот – Разрушитель Стен, Поворачиватель Судеб, Магнит для Несбывшегося, из-за которого не одно столетие подряд воевали два королевства. Вмешался и начал действовать.
Глава 2
Почти в это самое время и совсем неподалеку от сада, где провел Михаил Анатольевич ужаснейшие часы своей жизни, по Моховой улице медленно и понуро шли трое мужчин и одна женщина. С виду они как будто ничем не отличались от обычных прохожих, и только очень внимательный взгляд мог заметить в их внешности некую странность. Что-то вроде того, как безошибочно узнается гражданин другой страны – то ли по походке, то ли по пуговицам.
Друг с другом эти четверо не разговаривали, брели молча и так же молча остановились посреди улицы. Женщина порылась в сумке и вынула оттуда кожаный мешочек, накрепко стянутый шнуром. Некоторое время она возилась с узлами, а спутники ее терпеливо ждали. Наконец она вытряхнула на ладонь маленький стеклянный кубик, внутри которого горела крохотная искорка, подняла голову и обвела взглядом мужчин. Двое чуть заметно кивнули, а третий сделал шаг назад.
