— Вам, няня, следует отдохнуть, — прозвучал чей-то голос. — Вы просидели с ним всю ночь, и я заменю вас, чтобы вы прилегли хотя бы на несколько часов.
— Не хочется мне оставлять тебя здесь одну, так-то вот, мисс Пурилла! — прозвучал в ответ ворчливый голос пожилой женщины.
— Я уверена, все будет в порядке.
— Так-то оно так, но непозволительно вам сидеть у постели молодого господина, вы это хорошо знаете.
— Поскольку он без сознания и понятия не имеет, женщина я или слон, трудно предположить, что для него это сейчас имеет хоть какое-либо значение.
— Мисс Пурилла, я-то ведь знаю, где что правильно, а где что не правильно.
— Правильно будет, нянюшка, ежели вы пойдете и приляжете. Вам надо отдохнуть. Иначе вы заболеете, и как нам тогда быть?
— Ну, это уж навряд случится.
— Почему вы не хотите быть благоразумной, нянюшка?
— Я поступлю по-вашему, барышня, но при одном условии: если джентльмен очнется, вы сразу же придете и разбудите меня.
— Думается мне, что он вроде Рипа Ван Винкля будет спать сто лет!
Раздался звук, подозрительно похожий на сердитое фырканье, видимо, няня посчитала высказывание Пуриллы слишком легкомысленным.
Затем послышался скрип закрывающейся двери, и граф медленно, ощущая сильную боль в голове, открыл глаза.
В тот же миг он вспомнил свое падение, когда его конь попал копытом в кроличью нору.
«Должно быть, у меня сотрясение», — подумал он.
Он никогда прежде не видел комнату, в которой сейчас лежал. Железная кровать с медными навершиями, низкий потолок. Лучи солнца сверкали в стеклах окон.
Кто-то стоял у окна, выглядывая наружу, на фоне светлого проема вырисовывался тонкий силуэт девушки, в ее золотистых волосах играл солнечный свет.
Смутно пытаясь осознать происходящее, граф решил, что это, должно быть, Пурилла. Он опять закрыл глаза и снова глубоко погрузился в покой темного бессознательного состояния.
Когда граф пришел в себя снова, солнце уже зашло и, если бы не свеча возле его кровати, в комнате было бы совсем темно.
Он пошевелился и тут же почувствовал твердую руку под головой и стакан, удерживаемый у его губ.
Питье имело привкус лимона и, как ему показалось, меда.
Пока он разбирался со своими мыслями относительно вкусовых качеств напитка, чей-то властный голос велел ему:
— Теперь постарайтесь заснуть!
Голос напоминал тот, что наказывал ему ложиться спать в детстве, и он понял, что это сказала «нянюшка», которую он до этого слышал днем, а может, и намного раньше.
Граф сильно утомился, и поэтому, беспрекословно повиновавшись просьбе, скорее похожей на приказ, быстро уснул.
Настало утро, и теперь Литтон пробудился уже с чувством настороженности и обеспокоенности. Ему хотелось знать, что же произошло с ним.
Он смутно помнил ту, случайно услышанную им беседу и то, как его чем-то поили на ночь. Возвращающееся сознание вернуло ему память о безрассудном галопе по полю, когда он, поддавшись ярости, не переставая подстегивал своего жеребца.
Он свалился с лошади вниз головой, «вверх тормашками», как отметили бы его конюхи, но в этом некого было винить, кроме самого себя.
Оглядевшись вокруг, Литтон увидел незнакомую спальню, и снова задумался, где, черт возьми, он оказался.
Затем он посмотрел вниз, на себя, и, к своему испугу, увидел руку на перевязи, внезапно вспомнив, что при падении как будто сломал ключицу.
Дабы удостовериться в этом, он пошевелился и, почувствовав, как боль пронзила его насквозь, понял, что не ошибся. Он сломал себе ключицу, и это скорее всего доставит ему массу неудобств и боли в ближайшем времени.
Отворилась дверь и кто-то подошел к его кровати. Уже без слов он узнал няню, заботившуюся о нем, журившую его почти так же, как его собственная няня делала много лет назад, когда он был еще маленьким мальчиком.
Она наклонилась над ним, и он разглядел седую пожилую женщину. У нее было ласковое лицо, но во всем ее облике угадывался дух, власти, которую распознает сразу же каждый ребенок.
— Вы проснулись, сударь?
— Да, — ответил граф. — Скажите мне, где я нахожусь.
— Там же, где и все эти последние три дня, сударь. В усадьбе Литл-Стентон.
Граф как-то смутно припоминал название маленькой деревушки приблизительно в пяти или шести милях от Рок-Хауса.
— Я сломал себе ключицу? — спросил он.
— Боюсь, это так, сударь, но вам ее хорошо вправили, а потому как у вас отменное здоровье, не придется долго ждать, чтобы все срослось.
Приняв все сказанное к сведению, граф поинтересовался:
— Вы говорите, что я здесь уже три дня. Я полагаю, у меня было сотрясение мозга.
— Я так понимаю, когда вы падали с лошади, вы ударились головой о землю.
В голосе няни звучал легкий упрек, и это позабавило графа. Он снова спросил:
— А как мой конь?
— Сильно хромает, сударь, но о нем хорошо заботятся в нашей конюшне.
— Вижу, я пользуюсь чьим-то гостеприимством, — заметил граф. — Можно мне узнать чьим?
После некоторого замешательства няня ответила:
— Это был дом майора Кранфорда, до того как он в прошлом году погиб в Индии.
— А теперь?
— Здесь живет его вдова, но сейчас она уехала, сударь «
— Когда я был наполовину без сознания, — признался граф, поскольку няня не сказала больше ни слова, — мне показалось, я слышал, как вы разговариваете с кем-то по имени Пурилла.
Он увидел плотно сжатые губы няни и вспомнил, как неохотно она соглашалась разрешить Пурилле занять ее место у кровати.
— Мисс Пурилла, — каким-то чересчур жестким тоном пояснила няня, — младшая сестра майора Кранфорда.
— Мне кажется, она помогала вам ухаживать за мной.
— Вы были без сознания, сударь, когда она мне помогала.
— Как бы то ни было, я чрезвычайно ей благодарен, — ответил граф.
Столь долгий разговор отнял у него почти все силы, и няня, увидев, как он откинулся на подушки, сказала:
— Я хотела бы подать вам умыться, сударь, и смею предложить вам что-нибудь покушать.
Граф улыбнулся:
— Теперь, когда вы напомнили мне об этом, я думаю, что весьма проголодался.
— Тогда я принесу вам что-нибудь на завтрак, — продолжила няня. — Когда вернусь, помогу вам сесть поудобнее.
Она покинула комнату, и граф задумался, были ли еще слуги в этом доме, которым она велит приготовить ему завтрак, или же няня пошла сообщить Пурилле, что он пришел в себя.
