– Но ты же была с хозяйкой. Она-то где?
– Не знаю. Привела меня в ту комнату, где мы завтракали, с жуткими чучелами, и пропала. Куда, в какой момент – я и не заметила. О своем думала…
Она помрачнела еще больше.
– О чем именно? – спросила Катти, все так же пристально на нее глядя.
– О! – Пиви повесила голову. – Я такая дура, не представляешь… Она… Никкола… рассказала мне потрясающую историю. Про своего друга, которого тоже преследовал неприкаянный дух. И про то, как этот самый друг ушел из этого мира, а дух остался. Оказывается, им тут очень хорошо, неприкаянным… и сами они выйти не могут, если только их с собой не позвать. И… и…
Пиви прикусила губу.
– Понятно, – по спине у Катти пробежал холодок.
Да, бесы в самом деле прочитали их мысли. И смогли найти уязвимое место каждого…
– Да ничего тебе не понятно! – с досадой воскликнула Пиви. – Я – дура! Я не могу! Обрадовалась сперва, что можно так легко избавиться от Дуду… а потом подумала – как это? Что значит – хорошо им тут? Да как бы ни было хорошо, и даже замечательно, но для него здесь остаться – значит остаться неприкаянным и никогда не попасть в высшие миры! Пусть бы даже ему и казалось, что он в раю! И… и я поняла, что не смогу. Не брошу его тут, даже если просить об этом будет. Жалко мне его… несмотря ни на что. Ну, не дура ли?
– Нет, – сказала Катти с облегчением. – И вот что я тебе скажу, чтобы ты больше не мучилась этой мыслью, – госпожа Никкола соврала. Ее история – ложь, приманка, сочиненная лично для тебя. Чтобы тебе захотелось поскорее уйти отсюда. Как и мне… впрочем, это уже неважно.
Пиви открыла рот. Уставилась на нее во все глаза.
И хлопнула себя по лбу.
– И все-таки я дура. Купилась. А ведь могла бы сообразить!..
– Ничего, – сказала Катти. – Зато ты – добрая дура. И это радует.
«Радует» было, пожалуй, слишком мягким словом для того чувства, какое вызвало в ней признание Пиви. С души словно разом смыло всю гнетущую нечистоту – поганый след, оставленный встречей с поддельным Имаром.
И Катти поняла, что бесам едва не удалось сделать с нею худшее из возможного. Отравить ее душу недоверием к собственным друзьям…
Ведь на какой-то миг она успела-таки усомниться в том, что перед ней – и вправду Пиви. А не та же госпожа Никкола, к примеру, которая приняла ее вид и готовит очередную ловушку.
Собиралась уже дать отпор… но это была Пиви. Кто еще обозвал бы себя дурой – из-за того, что жалеет своего мучителя и не может бросить его на произвол судьбы? Уж точно не бесовка, которая ждала от нее как раз обратного!
И то-то подруга испугалась бы, начни вдруг Катти гнать ее и разоблачать! Ох… Только этого и не хватало. Раздор, посеянный между ними, – вернейший путь от цели к провалу.
К бесславному возвращению. Которого себе потом не простишь.
Бежать, бежать отсюда, из этой проклятой усадьбы, куда глаза глядят! – со смешанным, сложным чувством раскаяния, облегчения и тревоги подумала Катти. Подальше от искусителей… если это возможно, конечно, – укрыться от хозяев в их же владениях.
Вот только Юргенса бы еще найти…
– Черт, где же Юргенс-то? – эхом ее мыслям вскричала Пиви. И беспокойно заозиралась по сторонам.
Катти сделала то же самое.
Возле дома не было ни души. Как и в нем самом, по словам подруги. Свет в окнах, во всяком случае, не горел, хотя уже опять начало темнеть. И все вокруг казалось еще более неживым, чем прежде.
Покинутым.
Угрожающим. Словно в каждой тени затаились невидимые выходцы из ночных кошмаров…
Пиви вдруг нервно содрогнулась всем телом. И схватила ее за руку.
– Давай не расставаться больше!
– Давай.
– Не расскажешь, чем они тебя соблазняли?
– И вспоминать не хочу, – Катти крепко сжала ее руку в ответ. – Может, покричим, позовем его?
И они хором крикнули:
– Юргенс!
Никто не ответил.
– Будем ждать? – спросила Пиви.
– Конечно. Он ведь знает, где нас оставил. Если сможет прийти – придет.
– Мне страшно, – призналась Пиви. – Разревусь, кажется, сейчас…
– Не надо. Пойдем-ка лучше в дом, разведем огонь. В темноте сидеть совсем неохота!
Пиви судорожно вздохнула, пытаясь удержать слезы.
– Пойдем.
Все так же крепко держась за руки, девушки поднялись к двери. Замешкались, прежде чем войти.
Оглянулись напоследок.
И… увидели Юргенса. Который как раз в этот момент вышел из-за фонтана, закрывавшего вид на парковую аллею, и торопливо зашагал к дому.
– Ох, – сказала Пиви, и рука Катти выскользнула из ее ослабевших пальцев.
Он тоже увидел их, прибавил шагу. Взбежал по лестнице, перепрыгивая через ступеньки, и обнял обеих сразу.
– Девчонки… – выдохнул покаянно. – Вы тут, и целы… какое счастье!
* * *
Спустя некоторое время, когда они, решив единодушно, что разумнее будет дождаться света и тогда уж уносить из бесовского пристанища ноги, отыскали камин в холле первого этажа, развели огонь и уселись возле него в рядок, приступил к своей исповеди и Юргенс.
Вид при этом у него был ужасно виноватый.
Правда, когда он поглядывал на Пиви, она видела в его глазах еще и неподдельную нежность…
– Про все на свете забыл, и про вас тоже, каюсь, – так он начал. И поежился. – Стыдно, слов нет! Думаю, что бренди, который мне поднес этот гад, был того, со специфическими добавками… Иначе ума не приложу, как ему это удалось – внушить мне мысль, да какую!.. откровение буквально, форменный переворот в науке!.. Потом-то я понял, конечно, что чушь была собачья, а не мысль. Но в тот момент мне так приспичило немедленно оказаться у себя в мастерской, что пошел я за этим Литиусом, как телок на веревочке. А он и рад – провожу, мол, говорит. Из дома выбрались, и глядь – мы с ним уже в городе, том самом, откуда улетали, помните?
Увидел я руины эти, тут-то меня и стукнуло.
Мы ведь не говорили им, думаю, каким путем пришли в этот мир. Откуда же он знает, где выход?
Ну, и спросил у него прямо – откуда знаешь? А он только ухмыляется – тебе, мол, не все равно?
И тут я наконец очухался. Полностью. Все сообразил.
Врезал ему по зубам… да не попал, к сожалению. Сгинул, морда бесовская, как растаял.
А я – бегом обратно… а никакой усадьбы в помине нету, один лесок паршивый, и тропок нет!.. Чуть не рехнулся, пока бежал. Не найду девчонок, думаю, случится что – век себе не прощу! Но, к счастью, до парка быстро добрался, только по нему еще потом поплутал… Вы меня простите, девочки? Больше я от вас – ни на шаг!
