– Завтра, – сказала она. – Завтра…
Ольга не появилась на завтраке и не пришла на занятия. Ее не было на обеде и на прогулке. Она не появлялась в библиотеке и на ужине. Ее комната стояла пустой и открытой нараспашку, как при обыске. Тикиляйнен ничего не знал. Пророк ничего не знал. Софья рассказала, что за ней приезжала полиция.
Целый месяц Анастас читал стихи и до боли в голове пытался заглянуть в то окошко, которое Ольга открывала не только для себя, но и для других. Иногда ему удавалось ухватить сказку за пестрый хвост, но чаще он видел что-то вроде запыленного склада, забитого никому не нужным хламом.
Через месяц он прошел тестирование и набрал ноль целых тринадцать сотых балла. Он был признан абсолютной и неисправимой бестолочью.
Парни из новеньких поставили пластмассовую кадку посреди столовой. Мухоморыч притащил мешок модифицированной почвы и засыпал кадку до половины. Явилась предпраздничная Марфа, посадила в кадку шишку и наложила на нее заклинание Гулливера. Ёлка проклюнулась через минуту и пошла в рост с такой скоростью, что хруст стоял. Вылили шесть ведер воды, пока она не уперлась в потолок.
Анастас сидел в кресле и смотрел за окно, где сеялся с неба ледяной дождь, под которым раскисали дорожки и медленно, но верно умирал снеговик. Где-то там, в сыром парке, стояла непонятно для чего сделанная башенка. И она будет стоять так еще три сотни лет. И никакой флюгер ей не нужен.
На его коленях лежали пять конвертов.
Первое письмо извещало уважаемого г-на Клиента(тку) о том, что Страховая Компания (далее CK) предлагает Клиенту(тке) перейти на самостоятельную оплату своего пребывания в реабилитационном центре «Опора Жизни», поскольку долг CK перед Клиентом(ткой) будет окончательно погашен 10 января следующего года. С уважением, здоровья Вам и счастья!
Второе письмо было от мамы. Анастас решил открыть его последним, потому что прекрасно понимал, что в нем увидит.
Третье письмо было от Тикиляйнена. Даже не письмо, а открытка с изображением угрюмого здания и припиской: «Колония «Новый Путь». Мы перековываем людей!»
Четвертое письмо было от доктора Н. Э. Вокина.
Добрый день, Анастас.
Я наводил о тебе справки и выяснил две вещи. Первую – что ты упорствуешь в своем безумии. Вторую – что денег у тебя больше нет. Поэтому делаю предложение, на которое согласишься только ты. Мой коллега, доктор Мотидзуки, разработал методику, позволяющую провести операцию полной замены TALCH. На моделях всё отработано отлично, но на живом человеке – сам понимаешь…
Если всё получится – получишь назад свой трансмиттер, а Мотидзуки получит мировую славу. Если же не получится, то терять тебе всё равно больше нечего. Билеты заказаны, приезжай.
Н.Э.В.
Пятое письмо было от Ольги. Анастас не открыл его в этот Новый Год, не открыл его в тот день, когда сел в поезд до Владивостока. Не открыл его, сидя в самолете, летящем в Токио. И в Токио, перед операцией, он не открыл его тоже, решив для себя прочитать письмо, когда всё закончится. Или не прочитать вовсе.
Она сидит на лавочке в жидкой тени масличного дерева, ствол которого больше похож на порождение животного, а не растительного мира. Раздолбанный автобус приезжает сюда трижды в день. Выходят редкие пассажиры, которых она выучила наизусть. Водитель в белоснежной рубашке отправляется пить кофе, а его автобус еще долго кряхтит, фыркает и поскрипывает.
Приходит рыжая собака, вываливает язык, ложится неподалеку от нее. Она снимает туфли и гладит собаку ногами. Им обоим это нравится.
Она смотрит на часы, висящие над автобусной остановкой, такие же старые, как и всё вокруг. В колышущемся мареве показывается синяя морда автобуса с надписью «ALSA» на лбу. Он доезжает, останавливается и открывает двери.
Из него выходят две старушки в черном. Юная девушка в огромных наушниках. Прямой как жердь дед с маленькой собачкой в руках.
И когда она встает, понимая, что день опять прошел впустую, из автобуса выходит парень, слишком бледный для местного климата.
От горной часовни доносится полуденный звон.
В полном безветрии начинает вращаться флюгер.
Елена Клещенко. Призыв
Казенный конвертик в колонке новых писем, на самом верху. Сердце ухнуло в пятки, но правильный порядок действий сам высветился, как напоминалка из записной книжки: «Ни в коем случае не кликать на него – запустить ту программку, быстро, пока не сгенерилось и не ушло уведомление о получении».
…Так, вроде успела. Марго для верности сразу закрыла почтовый клиент и выключила эском. Пальцы крупно дрожали. Ничего, повестки больше нет, пропала повестка, я ничего не получала. Теперь еще есть пара дней или даже неделя. Сколько они будут ждать, прежде чем пришлют вторую? Или сразу сами придут?
Марго не курила, но в такой отчаянной ситуации это было просто необходимо. Сигареты, пепельницу и зажигалку пришлось стырить у мамы. Неумело щелкнула раз, другой, пламя подросло, обожгло пальцы. Марго расплакалась.
Ну и что, я ведь этого ждала, сказала она себе – и соврала. То есть она вроде как соображала, что деньрожденьице было в июне, что стукнуло ей, Марго, восемнадцать, а последний тест на интеллект показал 120, что дизайнерский колледж отсрочки не дает и вообще никаких отмазок у нее нет. Повестка из военкомата, уведомляющая о необходимости явиться для прохождения вычислительной службы, была неизбежна. Все это Марго помнила и понимала, даже пыталась говорить с матерью, и все равно проклятый зеленый конвертик на официальный «паспортный» адрес упал как кирпич с ясного неба.
Почему я такая легкомысленная дура? Потому что все плохое случается не со мной, даже если это плохое записано в законе. Потому что экзаменационные тесты я прошла на ура, в десятке лучших, и препод на архитектуре сайтов сказал, что я перспективная. (Зачем они все так говорили, как будто не знали о призыве?! Наверное, просто не сомневались, что я сумею откосить, как умная.) Потому что осень и желтые листья. Потому что Родион заплатил за меня в кофейне и проводил до метро… Самому-то Родиону родители сделали справку о каких-то эпилептоидных симптомах. Он говорил, что это верняк на двести процентов, что для армейских компьютеров его теперь нет, а никакого отношения к настоящей эпилепсии эти симптомы, даже если бы они по правде были, не имеют.
Хорошо всем, у кого предки хоть что-то соображают! Вспомнив материно «там из тебя человека сделают», Марго возрыдала с новой силой. Интересно: из-за всякой ерунды она прямо ну так переживает – на полчаса телефон в эскоме выключишь, потом неделю дуется и попрекает! А где любой нормальный человек своего ребенка бы спас… Или она специально хочет от меня избавиться хоть на два года, чтобы со своим Гошей тут жить, и я бы перед глазами не маячила… Нет, стыдно так про маму. Ну почему все-таки, когда реально нужна ее защита, то ни фига и все приходится делать самой?!
