– «Старик?»
– «Да. Вроде тебя», – ответил Крест. – «Шучу! Ты не старик. Хотя старик, но сильный».
– «Почему там столько беременных женщин?» – показал Диск.
– «Где?» – ненатурально удивился Крест.
– «Люди в мешках – кто они?»
Крест замялся, потом сложил руки перед грудью и возвел очи горе. Диск решил, что он имеет в виду, что люди в мешках – монахи.
– «Молятся богу?» – спросил он.
– «Вроде того», – покачал рукой Крест.
– «Они ваши?» – спросил Диск.
– «Пришлые», – показал Крест и настороженно зыркнул по сторонам.
– «Староста им приказывает?»
– «Нет», – показал Крест.
– «А они ему?»
– «Вроде того».
То есть пришли в оазис черномешочники и потихоньку вытесняют местное население. Этим и объясняется серая отметка на карте – возможные усобицы. Крест потерял интерес к общению, встал и ушел. Диск вернулся к своей работе.
Перед самым отходом Куб отвел его в сторону, положил ему руку на горло, чтобы слышать ответы, и попросил уговорить Ваську остаться. Диск отлично понимал все его доводы, что Очкарик – авантюрист, что поход через всю страну, к Тихому океану, очень опасен. Что Васька слушает его разинув рот, ходит за ним, как собачонка. Что жизнь в Поселке спокойная и сытая – в этом году они приняли семьдесят человек. Что он, Диск, нужен Поселку, а Васька нужна Поселку еще больше – умная, здоровая, настоящий инженерный талант. Пусть бы она выходила замуж за Очкарика, благо тот тоже не глухой, родили бы детишек, авось оказались бы иммунные к вирусу глухоты.
Всё это Диск и пересказал Ваське. У него-то, как она ему объяснила, никогда не было сомнений в правильности Куба, он ему с восемнадцати лет подчинялся. А тут есть шанс присоединиться к людям, которые уже воскрешают цивилизацию. Не учатся кузнечному делу, не отступают от разрастающейся пустыни, а развивают технологии следующего века. Океан беспределен, Диск, семь десятых площади Земли. Океан – это будущее, мы идем в него. «В Океан? – спросил Диск. – В будущее, блин!» Так вот они и пошли, вдевятером.
А теперь их осталось только двое. Четверо попросились домой после первого, самого сложного месяца пути. Сергей Капорцев и Лена Ивлева покинули группу в маленьком поселке староверов, невдалеке от огромной свалки, оставшейся на месте Екатеринбурга. Васька кричала на Сергея, обвиняла в предательстве, а тот стоял, огромный и угрюмый, опустив руки, молчал. Лена, всегда такая ровная и молчаливая, обрушила на Диска водопад упреков, что он-де не следит за своей приемной дочерью, что Сергей устал ломать хрып за всех, что Очкарик псих, а Диск ему потакает. Да и хорошо, что остались: этот густой бульон из ревности, заглушенных обид и страха, плескавшийся в Лене, разъедал группу весь последний месяц.
А Очкарика убили в перестрелке недалеко от развалин Абакана. Там им впервые встретились те, кто почитал зодчих за богов, а слышащих людей за исчадия ада.
Черная тетрадь Диска
Аще же кто ротом своим не токмо брашно хавает а и словеса разводит то будет он вам гортанобес. Резать такому язычище. Аще кто скрозь ушиста наполняет мыслие свое гноем мира слышамага то будет он вам ухоблуд. Колоть такому ушиста. Аще кто влаживает словеса из рота своега в ушиста другова то будут оба два грешники и блудники. Удушивать таких до смерти.
Написано бурой краской на въездной стеле города Омска
Камни из стен возопили по слову Аввакума, и спустился на землю Бог, и взял самых малых человеческих слуг и сказал им: вы, твари Мои любезные, неустанные, чистые, будете людям вместо Меня. От людей же, хулу рекущих, гной мира сквозь уши поглощающих, Я отворачиваюсь. И легли в пыль все города человеков, а возвелисъ Божницы. И пресеклись девятисот, и девяноста, и девяти из каждой тысячи. И наслали Новые Боги благословенную глухоту, чтобы учили человеки язык Бога, в любви и истине.
Книга пророка Ворыпая
Диску снился какой-то дурацкий, неприятный сон. Он едет в кузове армейского грузовика в ноябрьскую ночь. У него на коленях разложены маленькие магнитные шахматы. Совсем молодой, двадцатипятилетний Куб двигает пешку d2-d7 и съедает его королевскую пешку.
– Что это за ход? – возмущается Диск.
– Защита «таракан», – отвечает Куб. – Используется с ноября пятидесятого.
Диск протягивает руку к своему ферзю и видит, как его ферзь тоже протягивает руку к какой-то совсем маленькой фигурке – каждая фигура их шахмат одновременно играет в свои шахматы. Он сдвигает ферзя е8-d7, съедая пешку Куба. Грузовик прыгает на ухабе, шахматы едва не падают на пол. Диск поднимает глаза: чья-то исполинская рука берет их грузовик двумя пальцами и переносит el-d2.
– Мы белый ферзь? – удивляется Диск.
– И что толку? – отвечает сидящий напротив Очкарик. – Что толку, если нами играют?
Диск возвращает взгляд на доску, но вместо шахмат на ней копошатся белые термиты. Он присматривается к их игре и видит совсем крошечных человечков в черных джутовых мешках.
– Это не честно! – кричит Василиса.
– Почему? – спрашивает Очкарик. – Белые против черных.
– Белые вон какие большие, а черные – уровнем ниже! Дурная игра!
Сон развалился на куски, когда кто-то резко затормошил его за плечи. Диск открыл глаза – рядом с ним сидел на корточках встревоженный Крест.
– «Что надо?» – показал Диск.
– «Я согласен», – ответил Крест.
– «С кем?»
– «Согласен идти с вами. Туда. К морю».
– «Отвали».
Диск перевернул скатку прохладной стороной и вновь закрыл глаза, поспал-то не больше часа, но Крест снова его растолкал:
– «Что дашь, если пойду с вами?»
– «Ничего», – оттолкнул его Диск. – «Я тебя не звал. Дай поспать».
Диск повернулся на другой бок, но Крест не унимался.
– «Что еще?!»
– «Если идешь к морю, то иди. Сейчас иди. И возьми меня. Я полезный!»
Диск сел, потянулся, широко зевнул. Крест отошел от него на несколько шагов и опять опустился на корточки. Экая скотина. Пока Диск спал, наступил вечер. Откуда-то тянуло запахом костра. Васьки рядом не было. Диск надел рюкзак, встал и попрыгал, чтобы окончательно проснуться. Крест помахал рукой, привлекая внимание:
– «Идем?»
– «Где девочка?»
– «Вон!» – Крест махнул рукой в сторону насосной станции.
Там было полно народа, непонятно откуда повылезли. Кроме обычных людей, обитателей всякого оазиса, появилось довольно много крепких парней и девушек в черных джутовых мешках. Почти все они были лишены ушей. Под ветхим полосатым пляжным зонтом, в объемистом кресле, восседала женщина. Она была одета в невероятный наряд – какие-то розовые кружева, узбекский халат, цветастый тюрбан, золотые цепочки, стеклянные и пластмассовые бусы, скрученные в форменный хомут. А еще женщина была безобразно толстой – жабьи подбородки, расплющенные груди, похожие на два бурдюка, необъятный живот, плечи толщиной с мужское бедро, но малюсенькие кукольные ладошки. Толстуха смотрела заплывшими глазками на деревянный помост, на котором теснились черномешочники. Диск вдруг увидел, что они не просто толкутся на месте, а танцуют. Толпа на помосте раскачивалась в такт, вдруг резко подпрыгивала и медленно вращалась против часовой стрелки.
