Ядовитый комментарий разумнее было оставить при себе. Зоя схватилась руками за щеки, отступила назад – театральщина, зато Марти перестал хмуриться и сжимать челюсти.
– Пойдем. Ты же хотела выпить.
Зоя послушно последовала за ним, послушно отхлебнула шампанского (на этот раз напиток был чистым).
– Перейдем к третьему эпизоду, – тоном приказа объявил Марти.
Тео меня убьет, подумал Харальд.
– А разве теперь не моя очередь?
– Что? Хм… Ну что ж, если хочешь…
– Если ты не против, – нежным голоском сказала Зоя. Неписаный кодекс юмэдо: при совместных выходах эпизоды надо делить. Два были его, третий логично потребовать себе. Нравится это партнеру или нет. Ему не нравится, он и так уже зол. Но в его декорациях едва ли найдется карта или иной повод для подходящего вопроса – у него все заточено под другое.
Есть, однако, проблема. Лишь самые наивные люди верят в мастеров, заполняющих юмэ-пространство силой собственного разума. Такие гении существуют, но они не тусуются с нами, грешными. Если ты обычный пользователь, попробуй создать пространство из ничего, и поймешь, что означает выражение «дырявая память». Харальд бывал в таких самоделках, жутковатые места. Все пользуются базами изображений, покупают локации для игр. Но он не имел доступа ни к хранилищам мадемуазель Бражник (или как там ее на самом деле), ни к собственным.
Остается то, чего не забудешь, как ни старайся.
Зоя схватила Мартина за руку, крепко сжала, зажмурилась и запела. То, что голос писклявый, теперь было в самый раз.
Кружатся-кружатся снежные вихри, нету снежинкам числа…
Он очень любил эту песню, младший Сторкатт, носивший тогда другое личное имя. Тем летом, неделю или две подряд он каждое утро убегал на берег, туда, где никого не было, и пел ее. Очень сильно она ему нравилась, хотя слова и дурацкие.
Кружится-кружится ветер – он исчезает…
На этот раз все было наоборот. Внешние связи истончались, гасли, они вдвоем опускались внутрь, в темноту под закрытыми веками, земля уходила из-под ног, и сон поднимал свой парус. Тело снова сжималось, будто оседающая сахарная вата, до самой лучинки. Маленький рост, руки-палочки, узкая грудная клетка. Тощее одиннадцатилетнее создание распевает изо всех сил, восторгаясь мелодией и давя на драму, а под ногами – каменная плита высоко над морем. Он оборвал штанины у белых девчачьих джинсов, и острых коленок коснулся холодный ветер, поверх топика натянул чью-то старую теплую тельняшку с обрезанными рукавами. Ветер гудел в соснах, трепал по голове, и вдруг он испугался, не черный ли ежик на той голове вместо белых хвостиков, и быстро повязал себе через лоб красный лоскут от дядькиной рубахи. Вот теперь хорошо.
Нет им покоя, и нету начала, и нету круженью конца…
Ветер гудел в соснах за спиной, хутор остался далеко слева. Справа и сзади был лес, а впереди – склон с огромными валунами в желтых лишайниковых пятнах, между ними тоненькие рябины и тропа к морю. Синему морю, темному, холодно-синему, как крыло стрекозы. Горизонт он в последний момент отзеркалил, маловероятно, что Мартину Эшли знакома та акватория, но пусть лучше мыс будет слева…
Море было на месте, и все остальное было на месте. Под ногами – каменная плита, пересеченная трещинами, в оправе из зеленого и красного мха.
Зоя повернула голову и захихикала. Марти мог остаться взрослым, и это многое осложнило бы. Но его тоже затянуло. Теперь ему было лет двенадцать. Красные штаны, толстая оранжевая куртка, будто он напялил на себя тыкву. Черная майка с нарисованной от руки алой буквой M во все пузо, выбритые виски, в ухе люверс шириной в дюйм, волосы на темечке собраны ананасом. Городской. На голову выше нее, но хлипкий. Посмотрел хмуро, уцепившись большими пальцами за карманы на штанах. Сплюнул в сторону. Взрослый Марти был похож на акулу, этот – на молодую крысу.
– Нихреновый такой вальсик. Че за место?
– Мы сюда ездили на лето, к бабушке, – уверенно заявила Зоя.
Это тебе не дешевые игры в купленных декорациях, а настоящий юмэ – управляемый сон на двоих, где нет лакун, потому что память и воображение свободны, но приходится делать усилие, чтобы мысли не звучали вслух. Это наш с тобой мир, дружище Марти. Не картинка в книжке, а рисунок, который мы раскрашиваем вдвоем. Ты еще не понял?
– Побежали к морю!
Случалось вам бегать под горку? Делать огромные «лунные» прыжки, хвататься рукой за стволики рябин, чтобы вписаться в поворот. А не вписался – лети невысоко, смотри, как проплывают внизу пятнистые горбы валунов… Марти сыпался следом, и вдруг впереди воздвиглась чудовищная громада – стена с мелкими квадратиками окон, загородившая полморя. Небо затянула какая-то неправильная дымка; впереди железная ограда, вместо трех валунов железные ящики в лишаях ржавчины; разметка и матерные граффити на асфальте (асфальте?), узкая полоса облезлой до серости искусственной травы, через которую перемахнули четыре ноги в одинаковых кедах. Этот, как его, компендиум, кондоминиум… многоквартирный дом в бедном квартале. Хорошо, что Марти подключается, плохо, что твердые элементы среды стали подвижными.
– Тропу не трогай, а то убьемся!
Марти послушался, его домина исчез. Они вылетели на плоский берег, с разгону пробежали еще метров десять, и увидели то, чего сверху не было видно.
– Ух, ни хрена себе!
Старый корабль, построенный на побережье еще до того, как на островах нашли железную руду, – из дерева, сплошняком из дерева! Шоколадная древесина побелела от ветра и соли. Ветер трепал мутный лоскут солнечной батареи. В резных буквах на корме еще сохранились золотые чешуйки.
К..М…РАН. – «Корморан».
– Крутняк! – Марти пошел вдоль правого борта, провел рукой по обшивке, осмотрел ладонь, отряхнул о штаны.
Мусор у полосы прибоя. Отменно правдоподобный и откровенно левый, опутанный тиной вперемешку с пресноводными водорослями (Тео, черт тебя побери, что же ты творишь?). Через синюю пластиковую канистру перевесился рукав яично-желтого дождевика, рядом дохлая рыбка с белым брюхом. Желто-синий, продольный черно-белый – «Кило Соксисикс»: «Хочу обменяться сообщениями с помощью флагов Свода».
– А это чего? – Марти остановился у пролома в борту.
– Лаз в трюм. Давай, залезай.
Все, что думал Марти, отразилось на его лице. Опасливо заглянул в черный пролом: с солнца не было видно ровно ничего. Трусоватый мальчишка. Трусоватый главарь банды.
– Ты чего, там же темно, как в жопе. А если что полезет?
– Достань фонарь. – Интонация заимствована у одной из подруг Харальда, когда та хотела дать ему понять, что он тупит. Марти охлопал карманы куртки, вытащил «звездочку», прилепил себе на лоб.
