– Гальваническая готова! – крикнул Корнелис в медный раструб переговорной трубки.
– Запускаю генератор люмистона, – отозвался Мориц.
Как всем известно, маяки океана Татис работают с помощью люмистона – ни один гальванический прожектор не способен дать достаточную мощность луча. Где-то в недрах маячной башни загудел огромный маховик генератора люмистона, затрещал, набирая обороты. Гул, начавшийся в пятой октаве, быстро съехал в субконтроктаву и без остановки провалился ниже, так что перестал быть слышен ушами, но воспринимался всем телом.
Корнелиса захватило знакомое чувство надвигающейся беды. Он прикусил губу и вцепился повлажневшими ладонями в мощный рычаг с эбонитовой рукояткой. Катастрофа повисла над головой, мертвым айсбергом из черного льда. Катастрофа подкралась снизу, размываемой водой карстовой пещерой. Катастрофа оказалась внутри, спятившими клетками, торопливо штампующими кристаллики вирусов. Тьма сгустилась у Корнелиса перед глазами, лишь бледно светились в этом мороке тонкие руки, лежащие на рычаге. Мориц объяснял Корнелису эти чувства влиянием на организм особо низкого звука. Он научил, как с этим бороться. Надо просто-напросто представить перед глазами белое кольцо, которое нужно постараться мысленно разорвать. В тот момент, когда весь мир замер на краю перед падением в бездну, кольцо упруго разомкнулось, обратившись в сияющую линию, и стало легко.
– Есть искра, – спокойно сказал Мориц, и Корнелис плавно опустил рычаг.
Белый, сильный и радостный луч люмистонного прожектора ударил в кипящую муть Татиса, и капитаны всех кораблей на траверзе острова Фрамталяс возблагодарили своих богов.
– Рыжку в стойло, – сказал из динамика Мориц. Голос его, искаженный реверберацией, звучал так, словно с Корнелисом вдруг заговорила медная кастрюля, в которой он варил суп.
Корнелис хихикнул и отправился за Рыжкой. В этот момент в шпиль Библиотечной башни ударила чудовищная молния.
Дневник Корнелиса: 6 дракабря
Ночка была ничего себе. Молния попала в Библиотечную башню, расплавила громоотвод и ушла в землю. Внутри обрушилась кирпичная колонна, а в куполе теперь здоровенная дырища. Пожара не случилось, это хорошо, зато наверху будто кит порезвился. Мориц сказал, что такой сильной грозы не было лет тридцать. В прошлую грозу молния сломала дуб в саду. Оказывается, тот здоровенный пень, на котором у нас стол для чаепитий, это был дуб.
Белка ни в какую не хотела утром вылезать из коровника, пришлось сбегать на кухню за солью и сыпануть ей на хвост. Зато про Рыжку мы из-за молнии забыли, и она спряталась в колодце. Ночью, когда все легли спать, она забралась в огород и слизала всю землянику с грядок, не видать нам варенья.
Мориц пошел разбирать завал в Библиотечную, а меня не пустил – боится, что купол обрушится. Пойду завтрак готовить, потом на полюс схожу – Татис после шторма точно какую-нибудь штучку выбросил.
Рыжка вытянула любопытные рожки и посмотрела на Корнелиса, который вошел в коровник, что-то держа за спиной. Мальчик открыл воротца, поставил на дощатый пол кастрюльку. Рыжка сунула подрагивающий хоботок в эту кастрюльку и принюхалась: неужели земляника? Корнелис быстро вытащил из-за спины длинный нож. Рыжка возмущенно заверещала, втянула себя в раковину и мигом захлопнула крышечку. Корнелис постучал по раковине кулаком – без ответа. Стукнул еще раз и достал из кармана пригоршню крупной соли.
Рыжка мигом приоткрыла крышку и вывалила из-под нее складчатую мясистую подошву. Корнелис нащупал складку помягче, осторожно срезал кусок фунта на два и бросил в кастрюльку. Рана мгновенно выделяла липкую сукровицу, стягивавшую края разреза – обрезать с коров мясо полагалось раз в три дня, иначе они страшно разрастались и страдали. Рыжка сварливо фыркнула и спряталась. Он прошел в угол загона – ответственная Белка отложила там яйца. Корнелис осмотрелся в поисках Рыжкиной кладки – вредная корова в который раз прилепила яйца на потолке.
На кухне Корнелис включил гальваническую плиту, поставил на нее чайник и сковороду. Пока вода закипала, мальчик поджарил тонкие ломти говядины, нарезал в сковороду сладкого лука, капусты и разбил пяток яиц. Остатки мяса он убрал в один из трех холодильников, стоящих в углу. Из другого холодильника достал кувшин простокваши и тарелку с нарезанной плюквой. Он залил пурпурные колечки простоквашей, всыпал ложку сахара, капнул зеленого соуса из бутылки и хорошенько перемешал. Когда чайник засвистел, Корнелис заварил чай и уселся завтракать.
На стене кухни висел красный телефон, который вдруг зазвонил. Корнелис бросился к телефону и схватил трубку:
– Старший помощник смотрителя маяка острова Фрамталяс у телефона! – крикнул он в трубку.
Трубка забулькала помехами, раздался какой-то далекий и призрачный голос, певший на незнакомом языке: «Ремэ-буль-Вэ-буль-буль-Янг! Ю шай-буль-буль-Сан!» а потом связь оборвалась. Корнелис вернулся за стол и взялся за вилку, когда телефон снова зазвонил.
– Старший помо… – начал было Корнелис, но его перебил голос тетушки Парандоллы.
– Корнелис, мальчик, что у вас стряслось? Мориц прислал телеграмму про молнию, а ничего толком не объяснил. Ох уж этот Мориц! Всё серьезно? Есть трещины в контрфорсе?
– Мориц разбирается, тетушка Парандо…
– Мальчик, ты не пострадал? – заговорил телефон голосом тетушки Барбацуцы.
– Со мной всё хоро…
– Ты хрипишь? Тьма небесная, он же хрипит! И булькает!
– Это всё телефон, а я в поря… – но договорить ему опять не дали.
На той стороне тетушки ругались и рвали друг у друга трубку, слышались отдельные выкрики: «Молния!», «Телескоп!», «Инфлюэнца!», «Люмистон, а как быть слюмистоном?!» Наконец всё покрыл бас тетушки Такуццуны:
– Корнелис, мы будем на Фрамталясе послезавтра. Почтовым клипером! Приготовь нашу спальню.
– Есть! – отрапортовал Корнелис и в телефоне раздались гудки.
Татис закручивался туманными воронками, вздувался огромными пузырями, сбивался бирюзовыми складками. Но шторм уже прошел, даль очищалась, далеко-далеко, почти на грани видимости проплывало от зенита к надиру стадо кракенов. Корнелис прыгал по тропинке, вьющейся между массивными валунами, в сторону полюса. Среди зарослей колючки тут и там виднелись темно-зеленые листья, которых Корнелис еще не видел. На обратном пути непременно надо выкопать новый цветок для гербария. Океан иногда приносил на Фрамталяс необычные растения с других островов, которых без счета. Корнелис находил растение по «Книге трав» Борхеса, а потом они с Морицем следили за новичком и, если он на что-нибудь годился, оставляли. Сразу и без размышлений уничтожались только побеги баобабов. Так на острове появились подсолнечник, редис, капуста, лук и развесистый куст ароматной плюквы.
Глубоко под гравием и землей полюса лежали мертвые якоря, от которых вверх тянулись пять толстых цепей. Высоко-высоко в Татисе были видны огромные железные бочки, к которым швартовались корабли, навещавшие Фрамталяс. Корнелис как-то спросил Морица: чем наполнены эти бочки? Мориц ответил, что бочки наполнены чистейшим ничем. Между ржавыми цепями были разбросаны истлевающие на воздухе медузы, переплетенные ленты сиреневого макроцистиса, трупики летучих рыб и какие-то драные лохмотья-то ли ловчие сети рифовых пауков, то ли останки неведомых океанических тварей. Сердце Корнелиса застучало: он увидел среди серой гальки что-то, блестящее в свете Татиса. Он подбежал поближе и сел на корточки, чтобы разглядеть свою находку. Монета! Даже без своего «Справочника по нумизматике» Корнелис ее узнал – двенадцатиугольный, с квадратной дырочкой в центре дублон острова Лунолаляпсус. Этот остров лежал в шести тысячах миль на второй квадрант надира от Фрамталяса. Целое богатство!
