Мольбы, конечно, не помогли. Кому они помогали, когда случается то, что должно случиться. Дитя лежало на столе, прямо в корзинке для хлеба, и орало вовсю. Было оно крошечное и красное, как новорожденный мышонок. Девочка. Волосня такая же, как у Гюды, – белый пух осота. Носик тонкий, острый, крошечные ноздри красиво изогнуты. А глаза, когда она замолчала и уставилась на Гюду, – хоть при свечке и трудно разглядеть, но похоже, что голубые.
Обыкновенно дети у томте заводятся точно так же, как у всех больших и малых народов. Но бывает, что жизнь меняется слишком круто, и тут уж не до сватовства и свадебных кругов. Новая любовь, новая семья и новый дом – новый томте. Сами-то люди, конечно, еще не знают, воображают, будто ничего не случилось, – они ведь просто болтали, просто смотрели друг на друга…
– На север и в горы, – сказала Гюда, – к самому толстому троллю!
Остервенело швырнула шлем на кровать. С чувством добавила любимую отцовскую присказку:
– Все напасти от баб!
Дитя посмотрело на нее, моргнуло чудными глазищами.
– Ладно. Чему быть, тому быть.
Оскар мечтательно улыбался, был рассеян и дождался, что Энок запретил ему летать, «пока не протрезвеет».
Гюда по обычаю назвала нежданную дочку Альдис, показала ее друзьям и знакомым. Мышь-погрызуха одобрила, принесла в подарок пуговицу. Летать теперь уже много не приходилось.
Оскар каждое утро садился на велосипед, ехал на почту и возвращался то счастливый, как дурак, то мрачный, как осенний еж.
Гюда снова послала галку к родителям. Всё же не чужие они, не хотят видеться и прощать ее – их дело, а знать должны. На сей раз получила ответ – отец обещал приехать.
Оскар пил пиво с Самуэлем и объяснял ему, что скоро конец мира, что любовь выдумали хилые порочные поэты, а на самом деле есть только физическое влечение и корысть, и что он, Оскар, в эти игры наигрался на всю жизнь, спасибо.
Гюда научила Альдис ходить и говорить и стала брать ее с собой в цех по ночам. Мышей просила присматривать, чтобы этот окаянный ребенок ничего себе не повредил. Но окаянный ребенок однажды нашел старый Гюдин винт – тот, что маленький, – и у мышей управы на ребенка не стало. Разве что летучих позвать. А отобрать винт не получалось, девица орала так, что лучше и не пробовать. От ее воплей сосновые планки коробились, оставалось их только выбросить.
Оскар два дня не ездил на почту, а потом всё же поехал и вернулся в порванных брюках, таща велосипед с погнутым колесом, но при этом благостный, будто получил отпущение всех грехов.
Гюда и Альдис вместе работали в цехах, приглядывали за порядком, и дела шли хорошо. Отец приехал поездом из Стокгольма, ругался, горевал напоказ, чтобы Гюде стало совестно, и только на прощанье всё же обнял дочь. Тетино ожерелье отказался забрать.
Оскар пил пиво с Альриком и объяснял, что если девушка ему нравится, то он будет с ней честен, потому что иное невозможно. А женитьба – не для него, нет, он еще не всё в жизни сделал, что хотел. Это они с нами нечестны, говорил Алърик, пусть мне растолкуют: как нарушать заповеди, так они против предрассудка бракосочетания, а как забеременеют, так очень даже за, и кто против, тот мерзавец-обольститель, как в старые времена? Игра с двойными правилами, дурак тот, кто об этом не знает! Всё не так, внезапно возражал ему Оскар. А потом он отменил уроки, уплатив неустойки, уехал в Стокгольм и по возвращении уж ни с кем не разговаривал о любви. И отпуск у него скоро заканчивался.
На фабрику заявился гость. Родственник Густафа по материнской линии, тоже барон, только немецкий, Дитрих фон Вагенхоф у себя в Германии владел с кем-то на паях предприятием, производящим аэропланы, и живо заинтересовался возможностью экскурсии. Энок, кажется, был не слишком рад, но взять назад обещание, данное Густафом, не счел возможным, и сам исполнял роль гида.
Барон был одет как на картинке, будто перелетел в Ландскруну с какого-нибудь столичного приема, – черная визитка, черный цилиндр, белоснежная грудь, радужные искры у запястий. Гюде он сразу не понравился. На аэропланы почти не смотрел, держался как учитель среди учеников. Важничал, кивал, не слушая объяснений, и задавал проверочные вопросы. Глупые и не идущие к делу, по ее мнению.
– Вы – шведы, достойные сыновья великой страны. Какие имена приходит вам на ум, когда вы думаете о России?
– Щетинин, – немедленно ответил Энок. – Завод «Дукс».
– Петр Нестеров, – добавил Оскар. – Теперь многие делают «мертвую петлю», и в том числе ваш покорный слуга, но он был первым.
– И Ефимов, не забывай Ефимова! – восторженно вскричал Альрик.
– Ах вот как. – Господин фон Вагенхоф, кажется, потерял нить. – Откровенно говоря, я ждал других ответов. Скажем, многие шведские патриоты помнят о другом Петре – императоре Петре Первом, что так немилосердно обошелся с вашим непобедимым Карлом…
– Патриоты-мечтатели, – довольно громко сказал Альрик, – вояки за чужими спинами.
Немец, если и услышал, не показал вида.
– Но, впрочем, это всё равно. Политическое доминирование Российской империи есть причина ее доминирования в других сферах. Вы упомянули русских производителей аэропланов, досточтимый господин Тулин. Очевидно, вам самому ясно, что их возможности несопоставимы с вашими. Эти скромные здания, примитивное оборудование, малое количество рабочей силы – я не ошибусь, если оценю годовую производительность вашего предприятия в несколько десятков штук? И при этом отнюдь не самые передовые модели…
Зря он так. Гюда редко щелкала указательным пальцем, нрав у нее был ершистый, но не злой. Теперь щелкнула. А чтобы не очень заносился! Что еще за мода – гостю обижать хозяев?!
Щелкнул в ответ замочек золотой запонки с тремя брильянтиками. Очередной ораторский жест, широко обводящий примитивное оборудование и малочисленную рабочую силу – и канула запонка вниз, на пол, и запропала в опилках. Гюда тоненько свистнула, призывая на подмогу мышь-погрызуху. Только и видел ты своей цацки, немец-перец!
– …О да, конечно, в первую очередь – увеличение скорости и грузоподъемности, – вещал обворованный среди бела дня. – Вы, несомненно, слышали о том, что делали французы на тех же Блерио в Алжире и Тунисе, когда боролись с повстанцами. Но в войне будущего этим милым машинкам уготована судьба овечек среди волков! Двухместный Блерио, трехместный Блерио – пф! Это важная ступень, но это пройденная ступень. Вы и вообразить не можете, какие проекты разрабатывают те же русские…
– Вы всё время говорите о войне, господин фон Вагенхоф, – сказал Оскар. – Знаете ли, в Швеции идея войны с Россией далеко не так популярна, как может показаться после пары вечеров в гостиных известного круга.
– Ты неправ, Оскар, – заговорил молчавший до сих пор Густаф. – Идея популярна. Русские много себе позволяют.
– Благодарю за поддержку, мой дорогой, – разулыбался фон Вагенхоф. – И затем, отчего бы нет? Кому-кому, а вам, всем присутствующим, необходимо принять во внимание, что авиация будущего – это в первую очередь военная авиация! Русские это знают. Михаил Ефимов, к которому с таким пиететом относится ваш друг, не гнушается состязаний в точности бомбометания. Деньги на спортивные рекорды дают мечтатели, деньги на военную мощь – это серьезно, очень серьезно.
