– Мы отправили вашим родителям сообщение, чтобы они приехали вас забрать.
Голос у неё дрожал.
На крыльцо вышел Чарли Ботаник.
– Мисс, а почему электричество выключилось? Его нельзя починить? У телевизионщиков разве нет генератора?
Миссис Ллойд покачала головой:
– Боюсь, что нет, Чарли. У съёмочной группы генератор сломан, а рубильник в школьной электрощитовой выключен. Дверь туда заперта, запасного ключа нет. Мистер Фэрроу сейчас ищет слесаря, но восстановить электричество для шоу мы уже не успеем.
Рядом с миссис Ллойд возник Маркус. Экран телефона освещал его лицо.
– Это Максвелл Беккет его вырубил, да, мисс? Он выбежал из зала, и как раз после этого свет погас. Вряд ли это совпадение. Это он виноват! Максвелл Беккет всё испортил!
Недовольный вой сменился перешёптыванием и ворчанием. Миссис Ллойд безуспешно пыталась всех успокоить. У меня в горле встал ком, и я нервно сглотнул.
– Ну хватит! – воскликнул мистер Говард. – Хватит, я сказал! Мы точно не знаем, как всё было, так что не стоит спешить с выводами. Это и тебя касается, Маркус.
Приятно, конечно, что классный руководитель за меня заступился, но что толку.
– Его надо исключить, сэр! – крикнул Адель из моего класса. – Ещё и за то, что он разбил Чарли нос!
– Да! Всё равно никто с ним не дружит. Без него будет только лучше! – заявила какая-то девочка, кажется, девятиклассница. Честно говоря, я её даже не знал. Кошмар. Вся школа меня ненавидела.
– Максвелла – ВОН! Максвелла – ВОН! – выкрикнул кто-то, и толпа быстро подхватила его слова. Это напомнило мне чёрно-белый фильм про Средневековье, который нравился папе. В деревню переехал какой-то чужак, и все пытались его оттуда выдворить. А потом собрались и насильно выгнали из своей деревни. Я бы не удивился, если бы вся эта толпа принялась рыскать по территории школы с горящими факелами в руках.
Они всё громче скандировали одно и то же. Учителя пытались их унять, а я воспользовался моментом и удрал, пока меня не заметили.
⁂
Домой я идти не хотел. Мама с папой, наверное, уже перестали ругаться, но, когда узнают о том, что случилось в школе, точно начнут по новой. Нет. Пойду лучше туда, где мне всегда спокойно. К Рэгу.
Я вбежал в бунгало через заднюю дверь.
– Рэг? Это я. Можно… можно мне у тебя посидеть немного?
Рэг вышел в коридор. Вид у него был смущённый.
– Что? Кто ты? – спросил он, держась рукой за дверной косяк.
– Рэг, это я, Максвелл! Ты меня знаешь. Я почти каждый день к тебе прихожу. Поверь мне на слово, ладно? Я… не могу сейчас всё опять объяснять…
Видимо, он заметил, что я плакал. Он задумчиво на меня посмотрел, прошёл на кухню и сказал оттуда:
– Проходи в комнату, юный Максвелл. Я принесу нам печенье и налью что-нибудь попить. Как ты на это смотришь?
Я вздохнул с облегчением.
– Спасибо, Рэг. Это как раз то, что нужно.
Я прошёл в гостиную и плюхнулся на диван, чувствуя себя ужасно уставшим. В школе сейчас, наверное, творится не пойми что. Рассерженные родители уже приехали и требуют объяснений, кто виноват в том, что их дети размазывают слёзы по щекам.
Рэг вышел из кухни с банкой печенья и двумя стаканами апельсинового сока на подносе. Он опустил поднос на стол, открыл жестяную банку и наклонил ко мне.
– Что ж, расскажи немного о себе. Может, я что-нибудь вспомню.
Я взял имбирное печенье.
– Меня зовут Максвелл Беккет. Мне двенадцать, и… все меня ненавидят.
Рэг хлебнул апельсинового сока.
– Это очень серьёзное заявление, Максвелл Беккет. С чего бы всем тебя ненавидеть?
Я начал обгрызать печенье с краёв. В горле всё ещё стоял ком, и есть совсем не хотелось, но процесс немножко успокаивал.
– Меня ненавидят за то, что я – это я.
– Это не причина, – возразил Рэг. Он тоже надкусывал печенье по краям, и коричневый кружок постепенно уменьшался.
– Ну, все меня ненавидят, потому что… потому что я неудачник и всё делаю не так. Я всё порчу. Всё.
Рэг молча на меня смотрел.
– И лучший друг меня ненавидит… да и все в школе… даже учителя.
Рэг склонил голову набок.
– А как же твои родные? Они-то должны тебя любить.
Я поднял глаза и сглотнул слёзы.
– Мама с папой слишком заняты тем, чтобы ненавидеть друг друга… но… из-за меня они тоже постоянно ссорятся. И я в этом виноват. Если бы не влипал в неприятности, они бы меньше ругались и, наверное, лучше бы ладили.
Рэг вынул изо рта печенье.
– А вот я тебя не ненавижу, Максвелл. Ты же нарисовал этот чудесный портрет, верно? – Он показал пальцем на свой портрет на каминной полке. Тот самый, с которым я победил на конкурсе. Всё-таки он сам что-то вспомнил.
Я посмотрел на рисунок – одно из немногих своих достижений, которыми всегда гордился. Только сегодня он показался мне неважнецким. Кривой, и один глаз ниже другого.
– Да это просто мазня. Можешь выкинуть, – сказал я.
Рэг вздохнул:
– Вижу я, юный Максвелл, у тебя всего-навсего выдался особенно неудачный день. Со всеми бывает. Я сам в своё время пережил немало таких дней.
Его бледно-серые глаза вдруг потухли, и он задумчиво посмотрел мимо меня, как будто о чём-то вспоминая, а потом перевёл взгляд обратно.
– Однако завтра вряд ли всё будет так же плохо. И послезавтра, и во все следующие дни.
Он снова откусил печенье.
– Нет, ты не понимаешь, – возразил я. – Я всем порчу жизнь. Разбил Чарли нос, хотя и не специально, и школьный праздник из-за меня отменили… мама с папой не ругались бы, если бы не я… Любой взрослый тебе скажет, что я ходячее бедствие. После всего, что я сделал, никто никогда со мной не заговорит. Никто. Все меня терпеть не могут.
Я закрыл глаза и уронил голову на руки. Секунду-другую мы оба молчали, а потом Рэг тяжело вздохнул и спросил:
– Я тебе показывал перо додо?
Я вытер слёзы и посмотрел на него. Рэг стряхнул крошки со свитера.
– Перо додо? – переспросил я.
Он улыбнулся:
– Именно! Знаешь, это такая глупая птица, которая давно вымерла. Принесёшь его? Оно в серванте.
Рэг потянулся за третьей по счёту печенькой.
– Увидишь там картонную коробку с надписью «ДОДО».
Я вздохнул. Только этого не хватало для полного счастья – порыться в серванте, где хранятся всякие жуткие штуковины. Я встал и подошёл к стеклянным дверцам. Засушенная голова-ботинок лежала на том же месте, как и пластиковая коробочка с медиаторами, которые Рэг считал чешуйками русалок. Старый тёмный глобус, усеянный дырками, стоял рядом с чёрной шляпой и большой музыкальной шкатулкой в форме яйца, к которой не было ключа.
