Она озадаченно на меня покосилась, но ничего не сказала. Какое-то время мы шли молча, а потом Бекс поняла, что я просто так не уйду, и остановилась.
– Слушай, ненормальный, отвали от меня, понял?!
– Ты же так и не ответила! Про собаку.
Она скрестила руки на груди.
– Наверное, мне лучше знать, есть у меня собака или нет, как думаешь? Что с тобой не так? У тебя вообще мозги на месте?
Я удивлённо заморгал. Как же так? У неё нет собаки? Тут до меня дошло. И как я сразу не сообразил, что не мог спасти Монстра, если никогда не рождался! Он так и остался лежать посреди дороги. И машина его переехала. Насмерть. У меня по щеке покатилась слеза, и я торопливо её смахнул. Бекс нахмурилась:
– Ты что… плачешь?
Я посмотрел на сестру. Много лет назад, когда мама с папой только начали ругаться, мы часто сидели вместе на верхней ступеньке лестницы и слушали, как они кричат друг на друга. Бекс обнимала меня за плечи и шептала, что всё наладится. Я был бы не против, если бы она сейчас так сделала.
– Ничего я не плачу, – буркнул я.
Она пожала плечами и пошла дальше.
Я не хотел сдаваться. У меня ещё оставалась надежда. Вдруг его тогда спас кто-нибудь другой и теперь Монстр жил с моим папой? Он же в каком-то смысле помог мне спасти Монстра. Отвёз нас к ветеринару. Может, мой пёс всё-таки выжил и остался у папы? Вряд ли, конечно, но мне не хотелось верить, что он умер. Я снова нагнал Бекс.
– А у твоего папы есть собака?
Бекс фыркнула:
– Нет. Он их терпеть не может!
Я всхлипнул и потёр нос.
– Неправда, – пробормотал я. – Он любит собак! А говорит так, чтобы пораздражать маму.
Бекс нахмурилась:
– Что-что?
Я опустил взгляд и пнул носком бордюр.
– Да ничего, просто иногда оказывается, что люди любят собак больше, чем они думают.
Бедняга Монстр! Мне хотелось плакать. Уронить голову на руки и разрыдаться. Бекс мрачно на меня поглядела.
– Дурацкое вам дали задание, – заявила она. – И ты очень странный пацан.
– Ну а ты – очень плохой воришка!
Она вытаращила глаза и выпалила:
– Что?!
– Я видел, как ты прячешь лак для ногтей в рукав! Зачем? Это совсем на тебя не похоже.
Она здорово рассердилась. Я никогда её такой не видел. Бекс шагнула ко мне и, наверное, схватила бы за воротник, если бы мы не стояли у всех на виду.
– Слушай сюда. Я понятия не имею, кто ты и почему решил, что хорошо меня знаешь, но, если скажешь кому про лак, жизнь тебе мёдом не покажется. Понял?
Она нагнулась, и её лицо оказалось возле моего: я увидел, как потрескался тональный крем вокруг её носа, прямо как корочка на пироге. Я отшатнулся.
– Но ты же не такая! – почти закричал я. – Ты никогда не ввязываешься в неприятности. Это по моей части! Ты послушная и прилежная. Тебя никогда не оставляли после уроков, ты не устраивала пожар, не… не крала. Ты сидишь и строчишь рефераты про королей Георгов и прочую скукоту – просто для удовольствия!
Она сощурилась:
– Не понимаю, о чём ты. Я не интересуюсь историей.
– Да неужели? – Мне вдруг вспомнилось загадочное деревянное яйцо из серванта Рэга. – Наверняка ты знаешь, что такое «М. Целеста»?
Её глаза блеснули, но она промолчала.
– Или… э-э… Амун… Амерсом… В общем, как-то так. А, и Эрхарт. Бьюсь об заклад, ты знаешь, что такое Эрхарт!
Бекс усмехнулась.
– Ты хотел сказать – кто такая Эрхарт? – поправила она меня и тут же прикрыла рот ладонью. Ага! Всё-таки моя сестра не полностью изменилась.
– И кто это? Ну, скажи!
Она поморщилась:
– Про «Гугл» не слышал?
Пару секунд стояла тишина.
– Слышал, конечно! Только у меня сейчас нет компьютера. И телефона.
Она посмотрела на меня как на инопланетянина.
– Как тебя зовут?
– Максвелл. Максвелл Бек… Просто Максвелл.
– Так вот, просто Максвелл, если у тебя нет телефона, то это твои проблемы, не мои, – отрезала Бекс и пошла дальше.
У меня не осталось сил за ней бежать и спорить, так что я развернулся и побрёл к Рэгу.
Этот мир – полный отстой. Сестра у меня здесь кошмарная. Просто ужасная. Папа ходит на работу, от которой ему плохо. Чарли Ботаник подражает Маркусу. У меня сдавило горло, а на глазах выступили слёзы.
Хуже всего было то, что случилось с моим псом. Я не шёл в тот день по той улице. Я его не спас.
Слёзы покатились по щекам, и я вытер их рукавом.
Моего любимого пса, лучшего, что случилось в моей жизни, в этом мире не было.
Он умер.
Глава двадцать четвёртая. Мама
На следующее утро я проснулся, будто меня кто-то толкнул. Сердце бешено грохотало в груди, как старый поезд. И тут я вспомнил почему.
Меня больше не существовало.
Я пожелал никогда не рождаться, и по какой-то непонятной причине моё желание сбылось. Я посмотрел на сервант с диковинками. Наверняка это всё из-за чудной деревянной шкатулки-яйца. Что-то случилось, и меня, Максвелла Беккета, стёрли в мгновение ока.
А теперь ещё выяснилось, что Монстр умер.
Я начал медленно и глубоко дышать, как советовали учителя, когда на уроке на меня нападал приступ злости. Удары сердца, частые, как пулемётная очередь, стали реже. Теперь надо было понять, как яйцо меня стёрло, и всё перемотать назад. Вернуться обратно. Туда, где я спас Монстра и он выжил.
Легко.
Рэг возился на кухне, и я решил заглянуть в сервант. Достал яйцо, сел с ним на диван и встряхнул. Внутри что-то загремело. Я закрыл глаза и сказал:
– Хочу снова существовать.
А потом открыл и посмотрел на каминную полку. Моего рисунка там не появилось. Я не вернулся.
Может, мало сказать это вслух? Я нажал на выступ, и шкатулка открылась. Я вынул платок и рассмотрел серебряную пуговицу. Она была очень красивая. Таких сейчас не встретишь. Я положил пуговицу к платку и обрывку плотной ткани и взял шерстяной лоскут, свёрнутый трубочкой. Тёмно-серый клочок от какой-то старой вязаной вещи.
– Вижу, ты нашёл палец Амундсена! – воскликнул Рэг, заходя в гостиную с двумя мисками кукурузных хлопьев.
Я тут же выронил шерстяной лоскут и вытер руку о штанину.
– Палец?!
Рэг рассмеялся:
– Конечно, не настоящий. Это палец от его перчатки. Амундсен… Подожди, это я должен помнить. Дай мне пару минут.
