Когда прозвенел звонок с урока математики (где рассказывали про углы или ещё какую-то дребедень), мистер Гупта попросил нас положить тетради ему на стол, чтобы он проверил нашу домашку.
Я её не сделал. И за прошлую неделю – тоже. Обычно я не парился по поводу несделанной домашки, но в этот раз учитель точно позвонил бы моим родителям, и они бы опять поругались. Ровно в ту секунду, когда я положил свою тетрадь поверх стопки, в коридоре что-то упало и со звоном разбилось. Мистер Гупта выбежал посмотреть, в чём дело, а я остался один в классе. И как-то так само собой вышло, что я смёл все тетради со стола к себе в сумку.
В коридоре царил полный бедлам. Кто-то из учителей химии уронил поднос с колбами и пробирками. Повсюду валялось стекло. Мистер Гупта помогал его убирать, а Чарли стоял, раскинув руки в стороны, словно живой щит, и кричал:
– Не подходите! Здесь стекло! СТЕКЛО!
Как будто там бомба или типа того. Иногда Чарли вёл себя как круглый дурак.
Я прикинул, что у меня минуты три на то, чтобы спрятать тетради и успеть на следующий урок. И побежал в столовую. Всего через семьдесят пять минут их забросали бы остатками обеда, и мистер Гупта никогда не узнал бы, что я не сделал домашку. Идеальное преступление.
На кухне стояли четыре тётеньки. Одна пела арию из оперы – выходило у неё так себе, – а остальные хохотали. Все были так увлечены, что не заметили меня и не услышали, как тетради шлёпнулись на дно корзины. Я взял несколько салфеток, которые лежали рядом с вилками, ложками и ножами, и бросил на тетради, чтобы их прикрыть. А потом побежал на географию и уселся за парту ещё до того, как учительница подняла взгляд от своего стола. Легкотня.
Не знаю, как им удалось понять, что это сделал я. Наверное, одна из зорких тётенек в столовке всё-таки меня заметила и сдала. Наша директриса, миссис Ллойд, вызвала меня к себе в кабинет с последнего урока и «обрадовала» приговором: неделя отработки после занятий и звонок родителям. Так что в итоге я сделал только хуже.
Так вот, в последний день наказания я возвращался из школы домой длинным путём, через Пальмерстон-авеню, чтобы подольше оттянуть крики и споры. Тогда я и заметил на дороге что-то странное. Сначала подумал, что это старая шуба, а потом оно пошевелилось. Это был пёс! Белый, с чёрными и коричневыми пятнами на спине и лапах и длинными коричневыми ушами. Он тяжело дышал, и глаза у него казались влажными. Машин поблизости не было видно, так что я вышел на дорогу.
– Здорово, приятель! – сказал я, потому что тогда его ещё не звали Монстром. – Тебе больно?
Он шлёпнул губами и сглотнул, а потом принялся вылизывать заднюю лапу. Ошейника на нём не было, а на шерсти запеклась кровь. Он попытался приподняться, но сразу заскулил, как только поставил лапу на асфальт.
– Ты поранил лапу? – спросил я.
Сам не знаю, зачем я с ним сюсюкался. Может, хотел успокоить, как это показывают по телевизору в передачах про скорую помощь. Я думал, как поставить его на лапы, когда услышал рёв мотора. Сначала я не особо испугался. Встал и принялся размахивать руками, чтобы водитель притормозил. Только машина, наоборот, понеслась быстрее. Ещё немного, и мне пришлось бы отпрыгнуть в сторону, а пса расплющило бы в лепёшку, если бы этот болван не сбавил скорость!
– Эй! – выкрикнул я. – Эй! Не гоните так! Здесь раненая собака!
Водитель болтал по телефону и смотрелся в зеркало.
– Эй! Вы меня слышите? Хватит чесать языком! Тормозите! – завопил я.
Буквально в последнее мгновение он оторвался от зеркала, увидел нас и резко повернул в сторону.
– Тупой придурок! – закричал я ему вслед. А потом присел на корточки рядом с псом. Он снова сглотнул и лизнул меня в руку.
– Едва обошлось, – вздохнул я. – Ладно, пошли домой.
Я взял его на руки и поплёлся к дому. Далось мне это нелегко, потому что пёс был тяжёлым.
Думаете, просто тащиться полмили с толстым псом на руках? Ничего подобного. И хотя он совсем не сопротивлялся, из пасти у него воняло, а он всё лизал меня в щёку.
– Без обид, – выдохнул я, – но… знаешь… тебе бы поменьше налегать на вкусняшки. Ты не пёс, ты – монстр!
Тут я улыбнулся и добавил:
– Да, точно. Ты – Монстр!
Дома я уложил его на кухонный стол, что было, пожалуй, не лучшим решением. Мама взбесилась не на шутку:
– Максвелл, зачем ты притащил домой какого-то пса с улицы?! Ещё и на стол положил – а вдруг у него бешенство! А вдруг он злой и больно кусается?!
Монстр посмотрел на нас, тяжело вздохнул и так громко пукнул, что стол затрясся. Я фыркнул, а мама от ужаса широко раскрыла глаза.
– Не мог же я его оставить, мам. Он бы умер. Водитель болтал по телефону, ничего вокруг не замечал и ехал прямо на нас…
Мама ахнула:
– Не говори, что ты выходил на… дорогу! Максвелл, неужели ты не понимаешь, как это опасно?!
Я погладил пса по голове.
– Да понимаю, мам, но… ты только посмотри на него. Он бы умер.
Мама подошла ближе, и пёс несколько раз моргнул, хлопнув длинными ресницами.
– Ну, у нас нет денег на ветеринара. Надо выяснить, чей он, и вернуть хозяевам.
Она взяла домашний телефон и пошла в гостиную.
Я выдвинул стул и сел рядом с Монстром. Подперев голову рукой, я стал ласково гладить его по бархатным ушам.
– Она не всегда такая, – сказал я. – Просто сейчас немного на взводе.
Бекс зашла на кухню с очередной тоскливой книжкой в руках и, увидев нас, застыла на месте.
– Фу, что это такое? – поморщилась она.
– Его зовут Монстр, – ответил я, а пёс лизнул меня в руку. – Я ему жизнь спас.
Бекс закатила глаза и вышла из кухни. Моя сестра говорила мало, но по выражению её лица можно было понять всё.
Когда с работы вернулся папа, он сказал, что мы повезём пса к ветеринару в его фургоне.
– Принеси из своей комнаты одеяло, Максвелл. Какое-нибудь хорошее, пушистое. И давай ещё подушку, наверное.
Я никогда не замечал, чтобы папа очень уж любил собак. Но, видно, раз мама сердилась и нервничала, он стал строить из себя эксперта – просто чтобы её позлить.
⁂
Ветеринар сказал, что у пса нет микрочипа и узнать, кто его хозяин, невозможно. А ещё что он старый (пёс, не хозяин) и собаки его породы – бигль – легко набирают вес.
– Вот вам живой пример, – сказал врач и потрепал его за ушами. – Что, многовато пирогов ел, старичок?
Пёс с аппетитом шлёпнул губами, как будто понял, что значит слово «пироги». Врач осмотрел его больную лапу, взял пинцет и вытащил из неё осколок стекла.
– Поэтому он и не мог встать, видите? Сейчас я прочищу ранку и забинтую, чтобы инфекция не попала.
