– Ну вот, Том, даже ты не знаешь всего обо всех королях, королевах и прочей знати! Одного-двух из благородного сословия из виду-то и упустил!
– Я знаю имена королей и королев, парень, и имена всех благородных лордов Тира. Вероятно, они возвысили какого-то лорда страны, но я не мог не слышать о смерти прежнего благородного лорда. Если б ты уладил дело так, чтобы выставить каких-то бедолаг из их каюты, а не позарился на капитанскую каюту, то у каждого из нас была бы кровать, пусть узкая и жесткая. А теперь одна на двоих – кровать Маллии. Надеюсь, парень, ты не храпишь. Терпеть не могу храпа.
Мэт скрипнул зубами. Насколько он помнил, привычку храпеть имел Том, и храп его напоминал рашпиль, скребущий по наросту на дубовом суке. Как только он об этом забыл!
За окованным железом капитанским денежным сундучком явился один из рослой парочки – Санор или Васа, он не назвался. Дюжий малый, не произнеся ни единого слова, лишь изобразив нечто вроде поклонов, выволок сундучок из-под кровати. Потом, думая, что Том с Мэтом не замечают, мрачно покосился на них и ушел.
Мэт принялся размышлять, не покинула ли его в конце концов удача, сопутствовавшая ему весь вечер. Да, придется смириться с храпом Тома, и, сказать по правде, может не самая большая удача прыгнуть именно на это судно, размахивая бумагой, подписанной Престолом Амерлин и скрепленной печатью с Пламенем Тар Валона. Движимый каким-то неясным чувством, Мэт вытащил кожаный цилиндрик, стаканчик с игральными костями, отщелкнул плотно пригнанную крышку и выбросил кости на стол.
Кости замерли – и пятерка, пять черных пятнышек смотрели на юношу. «Глаза Темного» – так эта комбинация называется в некоторых играх. Причем в одних этот бросок был проигрышным, в других приносил выигрыш. «А в какую игру играю я?» Мэт сгреб кости в горсть, метнул их снова. Пять черных глазков. Еще бросок – и вновь ему подмигнули «глаза Темного».
– Если все свое золото ты выиграл с помощью этих костей, – тихо произнес Том, – нечего удивляться, что тебе захотелось убраться первым же кораблем. – Он уже разделся до рубашки и, говоря с Мэтом, стягивал ее через голову. Свету открылись узловатые колени и ноги, состоявшие, казалось, из одних жил и жгутов-мускулов. Правая нога была слегка усохшей. – Девчушка двенадцати годков вырезала бы сердце из твоей груди, парень, узнай она, что ты вздумал с ней играть такими костями!
– Это не кости, – пробормотал Мэт. – Так, просто везет. – «Везение Айз Седай? Или везение Темного?» Мэт упрятал кости обратно в стаканчик и закрыл крышечку.
– Полагаю, – сказал Том, залезая в постель, – ты не собираешься поведать мне, откуда взялось все это золото.
– Я его выиграл. Сегодня. Их костями.
– Угу. И полагаю, ты не собираешься объяснять, что это за приказ, которым ты так размахивал… Парень, я не слепой и печать видел! И что это за разглагольствования, мол, «по делу Белой Башни»? И почему у начальника гавани оказалось описание твоей внешности, которое он получил от Айз Седай?
– Том, я везу Моргейз письмо от Илэйн. – Мэт говорил куда более терпеливо, чем мог. – Бумагу мне дала Найнив. Откуда она ее взяла, я не знаю.
– Ну, если не хочешь говорить, то я на боковую. Будь любезен, задуй лампы. – Том повернулся на бок и сунул голову под подушку.
Даже после того, как Мэт разделся до белья и залез под одеяло – не забыв задуть лампы, – уснуть ему не удавалось, хотя Маллия явно не отказывал себе в удобствах и обзавелся славным мягким матрасом. Насчет Томова храпа Мэт оказался прав, и вряд ли подушка могла заглушить рулады, которые выдавал менестрель. Звук больше всего напоминал скрежет ржавой пилы по свилеватой доске. И Мэту никак не удавалось стряхнуть назойливые мысли. Как, каким образом Найнив с Эгвейн и Илэйн вообще ухитрились заполучить от Престола Амерлин подобную бумагу? Наверняка дело не обошлось без самой Амерлин, наверняка девушек впутали в какой-то заговор, в какую-то махинацию, на которые горазда Белая Башня. Но чем дольше он обдумывал сложившуюся ситуацию, тем сильнее подозревал, что и эта троица кое-что утаила от Амерлин.
– Пожалуйста, Мэт, отвези письмо моей матери! – тихонько проговорил он тонким голоском, передразнивая девушку. – Вот дурень! Амерлин бы любое письмо от дочери-наследницы к королеве отослала со Стражем, а не с тобой. Слепой дурень, тебе так захотелось убраться из Башни, что ничего такого и не увидел!
Фанфарный всхрап Тома будто согласился с Мэтом.
Но больше всего юноша размышлял о везении и о грабителях.
Первого удара о корму Мэт почти не заметил, просто отметил его про себя. Стуку и шарканью на палубе, как и шагам обутых в сапоги ног, не придал значения. На корабле всегда хватает всяких своих звуков, и, несомненно, кто-то же должен стоять на вахте, чтобы вести судно вниз по реке. Но едва слышные шаги – кто-то крался по коридору, ведущему к капитанской каюте, – вторглись в мысли Мэта о грабителях, и он навострил уши.
Мэт ткнул Тома локтем в ребра.
– Просыпайся, – тихо произнес юноша. – В коридоре кто-то есть.
Сам он уже соскользнул с постели и встал, надеясь, что пол каюты («Палуба, пол, проклятье, какая разница, как это называется!») не заскрипит под ногами. Том хрюкнул, почмокал губами и захрапел дальше.
Беспокоиться о Томе было некогда. Шаги зашуршали у самой двери. Подхватив свой боевой посох, Мэт занял позицию перед дверью и замер в ожидании.
Дверь медленно отворилась настежь, и тусклый лунный свет, льющийся через люк на верху трапа, неясно обрисовал спустившихся по ступеням двоих мужчин в плащах. Они ступали друг за другом, на обнаженных клинках смутно блеснула луна. Оба непрошеных гостя оторопели – они явно не ожидали, что им уготован такой прием.
Мэт нанес удар, со всей силы ткнув концом посоха первого мужчину в подвздох. Будто наяву он услышал голос своего отца: «Это убийственный удар, Мэт. Никогда, слышишь, никогда не используй этот прием, если только речь не идет о твоей жизни». Но нет никаких сомнений: эти ножи алчут крови Мэта, готовы отнять у Мэта жизнь, а размахивать шестом в тесной каюте просто не было места.
Захлебнувшись охом, неудачливый убийца скорчился на палубе, тщетно пытаясь вздохнуть, а Мэт уже шагнул вперед и вбил посох в горло второму. Раздался хруст. И второй пришелец, выронив нож, схватился за горло и завалился на своего сотоварища. Оба скребли сапогами по палубе, предсмертный хрип обоих уже рвал им горло.
Застыв на месте, Мэт уставился на них. «Два человека. Нет, чтоб мне сгореть, три! Прежде мне и в голову не приходило, что я нарочно причиню боль другому человеческому существу, а теперь я за одну ночь убил троих! О Свет!»
Темный коридор затопила тишина, и Мэт услышал над головой стук сапог по палубе. А команда вся как один ходила босиком…
Стараясь не думать о том, что он делает, Мэт содрал с мертвеца плащ и накинул себе на плечи, пряча бледный лен нательного белья под тяжелой тканью. Он босиком прокрался по коридорчику, неслышно поднялся по ступеням и очень осторожно, едва высунув голову, выглянул из люка.
