– Теперь-то я поняла, сколь многого не знаю об Айил. – Илэйн огорченно покачала головой. – Но меня убеждали, что для Айил то, что мы зовем Айильской войной, вовсе не было войной. И, судя по тому, как они относились ко мне, это, пожалуй, правда. Или они решили, что я – Айз Седай, потому и вели себя так доброжелательно?
– На мой взгляд, Айил – народ довольно странный, но можно ли назвать три года сплошных сражений иным словом, кроме как «война»? Меня не интересуют их междоусобицы, но война есть война!
– Но для них все было совсем не так! – возразила подруге Илэйн. – Да, тысячи айильцев пересекли Хребет Мира, но в те дни они считали себя не воинами, а скорее ловцами воров или палачами, явившимися наказать короля Ламана Кайриэнского за преступление – за то, что он срубил Авендоралдеру. Они не войну творили, айильцы, они вершили казнь – так они полагали.
Как повествовала в одной из своих лекций Верин, Авендоралдера была ростком самого Древа жизни, и около четырех сотен лет назад Айил принесли его в Кайриэн как беспрецедентное предложение вечного мира; одновременно они предоставляли кайриэнцам право пересекать Пустыню. До того право это принадлежало лишь торговцам, менестрелям и Туата’ан. Свое богатство Кайриэн скопил благодаря торговле драгоценной поделочной костью, парфюмерией и специями, но главным образом – шелком из стран, находящихся по ту сторону Пустыни. Но даже Верин не имела ни малейшего представления о том, каким образом молодое деревце Авендесоры попало к Айил; с одной стороны, древние книги недвусмысленно говорили о том, что оно семян не дает, с другой стороны, никто не ведал, где именно находится Древо жизни, об этом рассказывали лишь несколько маловероятных историй; однако совершенно очевидно, что к айильцам Древо жизни никакого отношения не имело. Непонятно было также, почему айильцы именовали кайриэнцев дольщиками воды и почему айильцы настаивали, чтобы купеческие фургоны из Кайриэна обязательно увенчивали себя флагом, несущим трилистник Авендесоры.
Эгвейн, пусть нехотя, высказала предположение, что она может понять, из-за чего айильцы начали войну – даже если и не считали ее войной. Из-за того, что король Ламан срубил преподнесенный ими дар – дабы создать трон, ни на какой в мире не похожий. Ламанов грех – вот как назвали люди его поступок. Согласно мнению Верин, война не только положила конец торговле кайриэнцев через Пустыню, но и сами кайриэнцы, отважившиеся углубиться в Айильскую пустыню, теперь пропадали. Верин утверждала, что эти несчастные были «проданы, как скот» в странах по ту сторону Пустыни, но и она не понимала, как мужчину или женщину можно продавать.
– Эгвейн, – сказала Илэйн, – ты ведь знаешь, кто должен быть Тем-Кто-Приходит-с-Рассветом, да?
Взглянув на спину Найнив, по-прежнему опережавшей подруг, Эгвейн только головой покачала. «Она что, решила нас гнать в Джурене, точно на скачках?» А потом резко сбавила шаг и встала как вкопанная:
– Ты же не имеешь в виду?..
Илэйн кивнула:
– Да, мне так кажется. Я не слишком хорошо знаю пророчества о Драконе, но несколько строк оттуда помню. Вот одна из них: «На склонах Драконовой горы он будет рожден, произведен на свет девой, с мужчиной не венчанной». Но ведь ты знаешь, Эгвейн, Ранд очень похож на айильца. Пожалуй, он немного похож и на те портреты Тигрейн, что я видела, но она пропала еще до того, как Ранд появился на свет, и я сомневаюсь, что она могла быть его матерью. По-моему, матерью Ранда была Дева Копья!
Ускорив шаг, Эгвейн погрузилась в раздумья, вспоминая все, что она знала о рождении Ранда. Кари ал’Тор умерла, и Ранда взрастил в одиночку Тэм ал’Тор, но, если Морейн говорила правду, Кари и Тэм не могли быть настоящими родителями Ранда. Иногда Эгвейн казалось, будто Найнив известен некий секрет, связанный с рождением Ранда. «Но готова держать пари, из Найнив его и вилкой не выковырнуть!»
Они догнали Найнив. Эгвейн была мрачнее тучи, мучаясь тревожными мыслями, Найнив, ничего не замечая, неотрывно глядела вперед, в сторону Джурене и того судна, к которому они спешили, а Илэйн хмуро взирала на своих спутниц, будто они, точно две девчонки, дулись друг на друга, не поделив лучший кусок праздничного пирога.
Некоторое время шли молча, потом Илэйн проговорила:
– Прекрасно у тебя все получилось сегодня, Найнив. И Исцеление, и все остальное. Они, по-моему, и не усомнились, настоящая ли ты Айз Седай. А по твоему поведению они и нас с Эгвейн к ним причислили!
– Да, работу ты исполнила сложную, – сказала через минуту Эгвейн. – Первый раз в жизни я так подробно наблюдала за Исцелением. Когда видишь такое, всякие игры с созданием молний кажутся не сложней приготовления пудинга из овсяной муки.
– Спасибо, – пробормотала Найнив, удивленно улыбаясь, и потянулась потрепать Эгвейн по волосам, как привыкла ласкать ее, когда Эгвейн была девчонкой.
«Нет, я уже не маленькая девчушка!» Все это длилось всего мгновение и тут же прошло, и девушки продолжили свой путь в молчании. Только Илэйн громко вздохнула.
Следующую милю, а то и больше, они одолели довольно быстро, хотя и пришлось свернуть от реки и обойти стороной густые заросли на берегу. Найнив настояла на том, чтобы не подходить к рощицам слишком близко. Эгвейн считала, что глупо предполагать, будто в каждом лесочке прячутся другие айильцы; впрочем, их маневры не особенно удлиняли дорогу, так как заросли кустарника были не так уж обширны.
Тем не менее Илэйн то и дело поглядывала на рощицы и приречные заросли.
– Смотрите! – вдруг воскликнула она.
Завертев головой, Эгвейн увидела, как из-за деревьев появляются мужчины, раскручивая над головой пращи. Девушка потянулась к саидар, но в тот же миг что-то ударило ее в голову, и она провалилась во тьму.
Эгвейн почувствовала, как что-то покачивает ее, движется под ней. Голова была переполнена болью. Она попыталась потрогать голову, но что-то врезалось в запястья, и она не смогла шевельнуть рукой.
– …это лучше, чем валяться тут весь день, до самой темноты, – услышала девушка грубый мужской голос. – Кто знает, когда к берегу подойдет другое судно? А лодка та ненадежная. Она протекает.
– Самое лучшее сейчас – надеяться, что Адден поверит тебе, когда ты расскажешь ему, какие кольца увидел, перед тем как принял решение, – проговорил другой человек. – Сдается мне, ему куда нужнее богатые грузы, а не женщины!
А первый мужчина добавил вполголоса несколько слов, довольно грубых, о том, как Адден может поступить с дырявой лодкой, да и с грузами заодно.
Эгвейн приподняла веки. Сияющие серебром пятнышки плясали у нее перед глазами, и девушка решила, что вот-вот свалится на землю и покатится кувырком. Она оказалась привязанной к лошадиному крупу, запястья были связаны с лодыжками веревкой, пролегающей под брюхом лошади; волосы девушки свешивались чуть не до земли.
Было еще по-дневному светло. Чтобы осмотреться, Эгвейн повернула голову. Вокруг качались в седлах бедно одетые всадники, и она не могла понять, захвачены ли в плен вместе с ней и Найнив с Илэйн. На некоторых воинах девушка разглядела плохонькие доспехи – ржавый шлем, помятую кирасу или же короткую куртку, обшитую стальными бляхами, однако большинство всадников были облачены лишь в простые куртки, верно уже полгода не чищенные, да и неизвестно, следил ли вообще кто-то за этой убогой одеждой. От всадников исходил столь едкий запах, что сразу же становилось ясно: они много месяцев не мылись как следует. У каждого имелся меч – у кого на поясе, у кого за спиной.
