Найнив почувствовала, как сжимается ее желудок. Один из Отрекшихся! Ее мозг оцепенел от потрясения. «Темный и все Отрекшиеся заключены в Шайол Гул, заключены Создателем в самый миг Творения». Но катехизис не помог; Найнив слишком хорошо знала, сколь многое в нем не соответствует истине. И тут до нее дошел и смысл всего остального. Тринадцать мурддраалов. И тринадцать Черных сестер. Как закричала Илэйн, Найнив услышала еще до того, как поняла, что вопит сама, тщетно дергаясь в невидимых путах Воздуха. И нельзя было понять, что громче – их крик отчаяния или смех Лиандрин и Рианны.
Глава 52. В поисках лекарства
Шлепнувшись на табурет в комнате менестреля, Мэт поморщился, когда Том снова закашлял. «Проклятье, как мы продолжим поиски, когда он так расхворался, что ходить не может?» Как только Мэт об этом подумал, ему стало стыдно. Том принимал участие в поисках так же рьяно, как и он сам, заставлял себя выходить на улицу и днем и ночью, хотя уже понимал, что болен. Охота целиком поглотила Мэта, и он слишком поздно обратил внимание на кашель своего друга. Перемена погоды от непрерывного дождя к парящей жаре не помогла Тому.
– Ладно, Том, идем, – сказал Мэт. – Лопар говорит, что тут неподалеку живет Мудрая женщина. Так они здесь называют Мудрую – Мудрая женщина! Найнив бы это точно не понравилось!
– Незачем мне… чтобы меня пичкали… гадкой бурдой… Ясно, парень? – В напрасной попытке остановить кашель Том прижал кулак к усам. – Ты иди пока на поиски один. Только дай мне… несколько часов… отлежаться… А потом я присоединюсь к тебе. – Жестокий надрывный кашель усилился, и Том скрючился, склонив голову почти до колен.
– Выходит, я буду один всю работу делать, а ты отдыхать завалишься? – легкомысленно съязвил Мэт. – Как я могу что-нибудь без тебя найти? Ты добываешь бо́льшую часть сведений!
Это было не совсем верно. За игрой в кости горожане чесали языками так же свободно, как и тогда, когда они угощали кружкой вина менестреля. Даже свободнее, чем при разговоре с менестрелем, так заходящимся в кашле, что они боялись подцепить от него заразу. Но Мэт начал склоняться к мысли, что хворь Тома сама собой не пройдет. «Если старый козел умрет у меня на руках, с кем же я буду играть в камни?» – грубо оборвал он себя. А вслух сказал:
– Во всяком случае, от твоего проклятого кашля мне даже в соседней комнате не заснуть!
Игнорируя протесты своего беловолосого друга, Мэт поднял Тома на ноги. Мэта не на шутку удивило, каким тяжелым оказался менестрель. Несмотря на влажную жару, Том настоял на том, чтобы захватить свой лоскутный плащ. Мэт расстегнул нараспашку куртку и развязал все три завязки на рубашке, но все-таки позволил «старому козлу» поступить по-своему. Никто в общей зале даже не поднял головы, когда он почти на руках выносил Тома на грязную послеполуденную улицу.
Хозяин гостиницы объяснил все четко и просто, но, когда два друга подошли к воротам и увидели грязищу Мауле, Мэт чуть было не повернул обратно с намерением спросить о другой Мудрой женщине. Наверняка в таком огромном городе была и другая. Но хриплое дыхание Тома остановило его. И Мэт, морщась, шагнул в липкое месиво, почти взвалив себе на плечи менестреля.
Мэт шел, следуя разъяснениям хозяина гостиницы, и ему казалось, что они с Томом вроде бы уже проходили дом местной Мудрой – когда направлялись в город тем первым вечером, а увидев длинный, узкий, прилегающий к мастерской гончара дом – дом, в окнах которого висели связки сушеных трав, Мэт вспомнил его. Лопар вроде говорил, что входить надо через заднюю дверь, но юноша уже по горло намесил грязи.
«И запаха рыбы наглотался досыта», – подумал он, хмуро глядя на босых мужчин, хлюпающих мимо него с корзинами на плечах. На улице виднелись еще следы лошадей, уже затоптанные кое-где ногами людей и воловьими упряжками. И эти лошади везли фургон или, может быть, карету. В Тире Мэт не видел ни одной упряжной лошади, одних быков, тянущих телеги и фургоны. Знать и купцы Тира так гордились своей великолепной породой лошадей, что никогда не позволяли использовать животных даже для чего-то похожего на работу, и Мэт не видел никаких карет, с тех пор как покинул окруженный стеной город.
Выбросив из головы лошадей и следы колес, он подтащил Тома к парадной двери и постучал в нее. Немного погодя постучал снова. Потом еще.
Мэт уже готов был плюнуть на все и вернуться в «Белый полумесяц», несмотря на нещадно кашляющего рядом Тома, когда услышал в доме шаркающие шаги.
Дверь чуть приоткрылась, и в узкую щель выглянула плотная седовласая женщина.
– Что вам нужно? – спросила она усталым голосом.
Мэт натянул на лицо свою лучшую улыбку. «О Свет, я сам скоро заболею от этих людей, которые поголовно говорят так, будто у них уже никакой надежды не осталось».
– Матушка Гуенна? Меня зовут Мэт Коутон. Каван Лопар сказал мне, что вы можете вылечить моего друга. Я готов хорошо заплатить.
Женщина разглядывала их некоторое время и, казалось, прислушивалась к тяжелому дыханию менестреля, потом вздохнула:
– Наверное, я еще в силах что-то сделать. Ты тоже заходи.
Она распахнула дверь и тяжелыми шагами двинулась вглубь дома; и лишь тогда опомнившийся Мэт переступил порог.
Ее выговор так походил на акцент Амерлин, что его пробирала дрожь, но он наконец пошел за ней, чуть ли не таща за собой Тома.
– Мне не… Мне это не нужно, – хрипел менестрель. – Проклятые микстуры… всегда у них такой вкус, как у… навоза!
– Заткнись, Том!
Они прошли на кухню, и плотная женщина стала рыться в одном из своих шкафчиков, вытаскивая оттуда маленькие глиняные горшочки и пакетики с травами и что-то беспрестанно бормоча.
Мэт усадил Тома на один из стульев с высокой спинкой и выглянул в ближайшее окно. Он увидел трех статных лошадей, привязанных к ограде в глубине двора; его удивило, что у Мудрой не одна лошадь, а целых три, да и непонятно, откуда у нее они вообще взялись. В Тире Мэт не видывал, чтобы кто-то, кроме знати и богачей, ездил верхом на лошади, да и те животные выглядели так, будто стоили владельцам немало серебра. «Снова лошади… Да какое мне сейчас дело до проклятых лошадей!»
Матушка Гуенна приготовила какой-то крепкий отвар с противным запахом и силой влила его в горло Тому, зажав ему нос, когда он попробовал роптать. Мэт решил, что она не такая толстая, как ему сперва показалось, потому что она ловко и твердо придерживала голову Тома локтем, когда вливала в менестреля черную жидкость, невзирая на все его попытки остановить это действо.
Когда старая женщина убрала чашку, Том закашлялся и с силой вытер рот:
– Га-а-ах! Женщина… Я не знаю… ты хочешь… утопить меня… или убить… таким отвратительным зельем! Тебе… в самый раз… быть проклятым… коновалом!
– Будешь принимать то же самое дважды в день до тех пор, пока не пройдет твой кашель, – твердо проговорила она. – И еще у меня есть целебная мазь, которую ты будешь втирать в грудь каждый вечер. – После борьбы со строптивым больным ее голос стал не таким усталым, и, упершись кулаками в бока, она сказала: – Воняет эта мазь так же отвратительно, каков на вкус и отвар, но ты будешь ее втирать – тщательно! – или я потащу тебя наверх, будто тощего карпа в неводе, и привяжу к постели вот этим твоим плащом! Ко мне еще ни разу не забредал менестрель, и я не позволю первому, который появился, помереть от кашля!
