Девушка подняла голову, и он запнулся, наткнувшись на ее взгляд из-под удивленно приподнятых бровей. Поток его слов оборвался. На ее губах играла едва заметная улыбка.
– Что ж, Перрин, знай – я люблю тебя. – Мин постояла, наблюдая за тем, как он глотает ртом воздух, затем заговорила не спеша, осторожно подбирая слова: – Как брата, ты, чурбаноголовый простофиля! Нет, мужская самонадеянность никогда не перестает меня удивлять! Вы как один думаете, будто все происходящее связано исключительно с вами и каждая женщина обязана вас желать.
Перрин почувствовал, как по его лицу растекается горячий румянец:
– Я бы никогда… Я не… – Он прочистил горло. – Что ты там видела насчет женщины?
– Просто прими мой совет, – сказала Мин и быстрым шагом продолжила спуск к ручью. – Обо всем прочем можешь позабыть, – бросила она через плечо, – но насчет этого – берегись!
Перрин хмуро смотрел вслед девушке – и на сей раз его мысли вроде быстро пришли в порядок, – затем нагнал ее в два шага.
– Так это Ранд, да?
Она издала горлом нечленораздельный звук и покосилась на Перрина, не замедляя, впрочем, шага.
– Может, в конце концов, ты и не такой уж шерстеголовый, – пробормотала она. А потом добавила, будто разговаривая сама с собой: – Я связана с ним так же крепко, как ветка связана со стволом. Но я не видела знаков, говорящих об ответной любви Ранда ко мне. И я не единственная.
– А Эгвейн знает? – спросил Перрин.
Ранд и Эгвейн были чуть ли не обещаны друг другу с детства. Разве что на колени еще не вставали перед Кругом женщин, который объявил бы об их помолвке. Он не знал наверняка, насколько далеко все у них зашло, если вообще что-то изменилось.
– Знает, – коротко ответила Мин. – Как будто кому-то из нас от этого легче.
– А Ранд? Ему известно?
– О, конечно, – с горечью сказала она. – Так я ему и сказала, да? Или нет? «Ранд, я прочитала твои знаки, и, похоже, мне суждено в тебя влюбиться. А еще мне придется делить тебя с другими, что мне вовсе не по нраву, но так тому и быть». Нет, все-таки ты, Перрин Айбара, чудо чурбаноголовое. – Она сердито провела ладонью по глазам. – Если бы я могла быть с ним, то уверена, что помогла бы. Как-нибудь. О-о, Свет, если он умрет, не знаю, сумею ли я вынести это.
Перрин неловко пожал плечами:
– Послушай, Мин… Я все силы приложу, чтобы помочь ему. – «Чего бы это ни стоило». – Обещаю тебе. А для тебя и в самом деле лучше всего – отправиться в Тар Валон. Там безопасно, там тебе ничто не грозит.
– Безопасно? – Мин покатала слово на языке, будто пробуя на вкус и пытаясь определить, что оно значит. – По-твоему, в Тар Валоне безопасно?
– Уж если в Тар Валоне опасно, тогда опасно везде.
Девушка громко фыркнула, и дальше они пошли молча. Им, как и остальным, нужно было собираться в путь.
Глава 7. Покидая горы
Спуск с гор был труден, но чем ниже спускался отряд, тем меньше Перрин испытывал необходимость в подбитом мехом плаще. Час за часом продвигались они, и на смену последним заморозкам пришли первые дни весны. Стаяли и пропали остатки снега, и на высокогорных лугах, по которым скакал отряд, начали появляться травы и полевые цветы – беленькие девичьи надежды и розовые непоседницы. Все чаще встречались деревья, листвы на них становилось больше, и среди ветвей пели малиновки и луговые жаворонки. Были там и волки. Они никогда не показывались на глаза – даже Лан не говорил, что заметил хоть одного, – однако Перрин знал наверняка. Свой разум он накрепко закрыл от волков, но вновь и вновь едва уловимая – точно легким перышком прикоснулись – щекотка на задворках сознания напоминала ему, что они – там.
Бо́льшую часть времени Лан был занят тем, что разведывал путь для отряда; он, верхом на Мандарбе, своем черном боевом коне, разыскивал следы Ранда, а остальные следовали по тем знакам, что Страж оставлял для них. Стрелку, выложенную камешками на земле или легко нацарапанную на скалистой стене ущелья на развилке. Повернуть сюда. Пересечь эту седловину. Тут свернуть в сторону, по этой оленьей тропе, вот здесь через перелесок и вниз вдоль узкого ручья, пусть даже ничто и не указывает на то, что кто-то вообще когда-то проходил раньше этим путем. Ничто, кроме отметок Лана. Пучок травы или стеблей, перевязанный одним способом, велит повернуть влево, связанный по-другому – двигаться вправо. Согнутая ветка. Горка камней – значит впереди крутой подъем; два листа наколоты на шип – жди крутого спуска. По прикидкам Перрина, Страж использовал чуть ли не сотню разных знаков, и Морейн знала их все. Лан редко возвращался к отряду, обычно только когда они разбивали лагерь, и, как правило, он, отойдя в сторонку от костра, о чем-то тихо совещался с Морейн. Из лагеря же он чаще всего уходил за несколько часов до восхода солнца.
После него, едва лишь розовело небо на востоке, первой в седле всегда оказывалась Морейн. Айз Седай не слезала бы со своей белой кобылы, Алдиб, дотемна и готова была ехать и в ночи, вот только Лан отказывался двигаться дальше по следу в потемках.
– Если лошадь сломает ногу, это задержит нас куда больше, – говорил Морейн Страж, если та принималась жаловаться на промедление.
Ответ Морейн всегда был почти одинаков:
– Если ты не способен двигаться быстрее, то, пожалуй, придется мне отправить тебя к Мирелле, не дожидаясь, пока ты состаришься. Ладно, положим, это подождет, но ты должен вести нас быстрее.
Слова ее звучали наполовину шуткой, наполовину – сердитой угрозой. В них определенно таилась некая угроза или, вероятно, предостережение – такой вывод сделал для себя Перрин, глядя на то, как Лан поджимал губы, пусть даже Айз Седай потом улыбалась и, протянув руку, успокаивающе похлопывала Стража по плечу.
После первого подобного разговора Перрин с подозрением поинтересовался:
– Кто такая Мирелле?
Лойал сокрушенно покачал головой, бормоча что-то насчет неприятностей, ожидающих тех, кто сует свой нос в дела Айз Седай. Лошадь под огиром, с мохнатыми щетками над копытами, была рослой и тяжеловесной, точно дхурранский жеребец, однако из-за свисающих по бокам длинных ног Лойала животное казалось недомерком – вроде большого пони.
На губах у Морейн заиграла улыбка, исполненная загадочного веселья.
– Зеленая сестра, только и всего. Та самая, кому Лан должен будет однажды передать посылочку на сохранение.
– Тот день придет не скоро, – сказал Лан, и, что поразительно, в голосе его слышался нескрываемый гнев. – А если это будет зависеть от меня, то и никогда. Ты переживешь меня надолго, Морейн Айз Седай!
«Слишком много у нее секретов», – подумал Перрин, но не стал углубляться в дальнейшие расспросы на тему, способную взломать железный самоконтроль Стража.
