– Я бы удивилась, если оставленных им крошек хватило бы зяблику. И если не ошибаюсь, он по-прежнему голоден.
– Могу послать кого-нибудь, чтобы ему принесли пирога, мать. Или несколько кексов.
– Нет, по-моему, он уже съел столько, что больше в него пока не уместится. Никакого проку не будет, если из него все обратно вылезет.
Мэт нахмурился. У него сложилось впечатление, что когда человек заболевает, то болезнь превращает его для женщин в невидимку и они его не замечают, пока сами к нему не обратятся. Впрочем, и тогда они держатся так, словно ты стал моложе самое меньшее лет на десять. Найнив, и мать Мэта, и его сестры, и Престол Амерлин – все они так себя вели.
– Я вовсе не голоден, – заявил он. – И прекрасно себя чувствую. Дайте только мне одеться, и я вам докажу, что со мной все в порядке. Глазом моргнуть не успеете, как меня уже здесь не будет. – Теперь они обе воззрились на Мэта. Он прочистил горло. – Гм… мать.
Амерлин фыркнула:
– Ты слопал обед на пятерых и несколько дней подряд будешь съедать столько же по три-четыре раза в день, а иначе умрешь с голоду. Тебя только что Исцелили, избавив от связи со злом, что погубило в Аридоле всех мужчин, женщин и детей, и зло ничуть не ослабло почти за две тысячи лет, дожидаясь, пока ты его не подцепишь. Оно убило бы тебя с той же неотвратимостью, как и всех людей в прошлом. Это тебе, мальчик, не рыбья колючка, что впилась в большой палец. Стараясь спасти, мы сами тебя чуть не убили.
– Я не голоден, – настаивал Мэт. В животе у него громко заурчало, словно уличая юношу во лжи.
– Твою натуру я распознала с первого взгляда, – заметила Амерлин. – Сразу поняла, что ты рванешься прочь, точно перепуганная птица-рыболов, как только решишь, будто кто-то пытается удержать тебя против воли. Потому-то я и приняла меры предосторожности.
Мэт с опаской оглядел обеих женщин:
– Меры предосторожности?
Айз Седай ответили ему совершенно невозмутимыми взорами. Мэт почувствовал себя так, будто этими взглядами они, точно булавками, пришпиливают его к постели.
– Имя твое и приметы уже разосланы стражникам, несущим караул на мостах, – сказала Амерлин, – как и начальникам доков. Насильно удерживать тебя в стенах Башни я не буду, но, пока не поправишься, Тар Валон ты не покинешь. Попытаешься спрятаться где-нибудь в городе, так голод рано или поздно приведет тебя обратно сюда, но коли и голод не поможет, мы разыщем тебя раньше и не дадим умереть от недоедания.
– Почему вам так хочется удержать меня здесь? – требовательным тоном спросил Мэт. Он словно наяву слышал голос Селин: «Они хотят вас использовать». – Разве должно вас волновать, помру я с голоду или нет? Да я и сам в состоянии себя пропитанием обеспечить.
Амерлин издала негромкий смешок, будто слова Мэта ее слегка позабавили:
– На две серебряные марки и горсточку меди, сын мой? Твоим игральным костям нужно будет стать воистину везучими, чтобы ты смог купить всю ту еду, что тебе потребуется в ближайшие несколько дней. Мы Исцеляем людей не для того, чтобы потом они умирали, когда за ними еще требуется уход. Зачем нам свои усилия понапрасну тратить? Кроме того, тебе снова может потребоваться Исцеление.
– Снова? Вы ведь сказали, что Исцелили меня. Почему оно мне может еще потребоваться?
– Сын мой, тот кинжал ты носил при себе несколько месяцев. Я считаю, что мы извлекли из тебя все его следы до единого, но если мы упустили хоть крохотную частичку, она тем не менее может стать для тебя пагубной. И кто знает, какое воздействие оказало на тебя столь долгое обладание кинжалом? Пройдет полгода с этого дня или год – и ты, возможно, очень пожалеешь, если рядом не будет Айз Седай, готовой вновь тебя Исцелить.
– Вы что, хотите меня здесь целый год держать? – не веря своим ушам, воскликнул Мэт.
Лиане, пристально глядя на него, переступила с ноги на ногу, однако бесстрастное выражение лица Амерлин ничуть не изменилось.
– Возможно, не так долго, сын мой. Но все же достаточно долго, чтобы удостовериться наверняка. Несомненно, ты и сам того же хочешь. Неужели ты отплыл бы на лодке, не зная точно, что все швы проконопачены как следует, а обшивные доски не подгнили?
– С лодками я особо дела не имел, – пробурчал Мэт. Все это могло быть и правдой. Айз Седай никогда не лгут, но, как по нему, в ее речах слишком уж много было «возможно» и «быть может». – Мать, я из дому ушел уже очень давно. Мои папа и матушка, наверное, думают, что я погиб.
– Если хочешь, напиши им письмо, и я позабочусь, чтобы его доставили в Эмондов Луг.
Мэт ждал, что Амерлин продолжит, но больше она ничего не сказала.
– Благодарю вас, мать. – Он выжал из себя смешок. – Вообще-то, я немного удивлен: неужели мой папа меня не разыскивал? Он такой человек, что обязательно отправился бы за мной.
С уверенностью утверждать Мэт не взялся бы, но ему почудилось, будто Амерлин помедлила, перед тем как ответить.
– Он был здесь. С ним беседовала Лиане.
Хранительница летописей немедленно включилась в разговор:
– Тогда, Мэт, мы не знали, где ты находишься. Так я ему и сказала, и он отбыл, не дожидаясь, пока начнутся сильные снегопады. А чтобы обратная дорога домой была легче, я дала ему немного золота.
– Вне всяких сомнений, – промолвила Амерлин, – он будет рад получить от тебя весточку. И матушка твоя, разумеется, тоже. Передай мне письмо, когда его напишешь, а об остальном я позабочусь.
Что ж, об этом они рассказали, но сперва ему пришлось спросить. «И они ни словом не обмолвились об отце Ранда. Может, не подумали, что меня это интересует, а может, потому, что… Чтоб мне сгореть, не знаю я. Да и кому ведомо, что там на уме у Айз Седай?»
– Мать, я путешествовал с другом. С Рандом ал’Тором. Вы же помните его? Не знаете, все ли с ним хорошо? Готов об заклад биться, его отец тоже о нем беспокоится.
– Насколько мне известно, – ровным голосом ответила Амерлин, – с мальчиком все более или менее в порядке, хотя кто его знает? Видела я его лишь однажды, тогда же, когда встречалась с тобой, в Фал Дара. – Она повернулась к хранительнице летописей. – Думаю, Лиане, он сумеет осилить небольшой кусок пирога. И что-нибудь промочить горло, раз уж он завел все эти разговоры. Не проследишь, чтобы все это ему принесли?
Высокая Айз Седай негромко пробормотала:
– Как прикажешь, мать, – и вышла из комнаты.
Вновь повернувшись к Мэту, Амерлин улыбалась, однако глаза ее были холодны, как голубой лед.
– Существуют вещи, говорить о которых опасно для тебя, возможно, даже в присутствии Лиане. Язык, болтающийся, как сорванный парус, погубил больше людей, чем внезапные штормы.
– Опасно, мать? – Во рту у Мэта неожиданно пересохло, но он подавил желание облизать губы. «Свет, сколь многое она знает о Ранде? Если только Морейн не скрывала так много секретов». – Но, мать, мне не известно ничего такого опасного. А из того, что известно, я едва ли половину вспомнить в состоянии.
