– Так пусть она встретится с тем, чего страшится. – Несмотря на торжественный тон, в голосе Элайды проскользнули довольные нотки.
– Первый раз, – произнесла Шириам, – за то, что было. Путь обратно появится лишь единожды. Будь стойкой.
Сделав глубокий вдох, Эгвейн шагнула вперед, через арку – в свечение. Свет поглотил ее всю целиком.
– Тут к нам Джайм Доутри заглянул. Странные новости привез из Байрлона торговец.
Эгвейн подняла взгляд от колыбели, которую она качала. В дверях стоял Ранд. На мгновение голова у нее закружилась. Женщина перевела свой взгляд с Ранда – мой муж – на ребенка в колыбели – моя дочь – и вновь изумленно посмотрела на Ранда.
Путь обратно появится лишь единожды. Будь стойкой.
Это была не ее собственная мысль, а некий бесплотный голос, прозвучавший то ли внутри ее головы, то ли откуда-то извне, не то мужской, не то женский, и притом бесстрастный и неузнаваемый. Почему-то это не показалось ей странным.
Изумление, на миг охватившее Эгвейн, миновало, и теперь она удивлялась только тому, что она почему-то размышляет о чем-то совершенно нелепом и ненужном. Конечно же, Ранд был ее мужем – ее красивым и любящим мужем, а Джойя была ее дочуркой – самой прелестной и милой малышкой в Двуречье. Тэм, отец Ранда, отправился пасти овец, якобы давая Ранду возможность поработать в сарае, но на самом деле – чтобы у того было побольше времени поиграть с Джойей. Сегодня во второй половине дня из деревни собирались прийти родители Эгвейн. А быть может, явится и Найнив, желая убедиться, не мешает ли материнство Эгвейн продолжать занятия, ведь однажды ей суждено заменить Найнив на посту деревенской Мудрой.
– Какие новости? – спросила Эгвейн. Она снова принялась покачивать колыбель, а подошедший Ранд склонился к завернутой в пеленки малютке и начал строить ей рожицы. Эгвейн тихонько рассмеялась. Нежная любовь к дочери так переполняла Ранда, что нередко он не слышал и половины того, что ему говорили. – Ранд? Что за новости? Ранд?
– А? Что? – Улыбка сошла с его лица. – Странные новости. Война. Какая-то большая война, она охватила чуть ли не весь мир; так говорит Джайм. – (Да, и в самом деле странные новости; обычно вести о войнах доходили до Двуречья лишь тогда, когда сами войны давным-давно заканчивались.) – Он говорит – все воюют против какого-то народа, который прозывается то ли шокин, то ли санчан, то ли еще как-то наподобие того. Никогда о таком народе не слышал.
Эгвейн знала – ей показалось, что знает… Какова бы ни была мелькнувшая мысль, она уже исчезла.
– С тобой все в порядке? – спросил Ранд. – В этих краях нас ничто не потревожит, душа моя. Двуречье войны всегда обходят стороной. Мы находимся так далеко от всех, что никому до нас дела нет.
– Я и не тревожусь. Джайм еще что-нибудь рассказывал?
– Ничего такого, чему стоит верить. Нес всякую чушь, прямо как Коплин. Говорил, торговец ему поведал, мол, народ тот использует в бою Айз Седай, а потом заявил, будто они предлагают по тысяче золотых марок каждому, кто выдаст им Айз Седай. А любого, кто их укрывает, они убивают. Вот же чепуха! Ну да ладно, нас это никак не затронет. Ведь все это от нас очень далеко.
Айз Седай. Эгвейн коснулась виска.
Путь обратно появится лишь единожды. Будь стойкой.
Она заметила, как Ранд тоже приложил ладонь ко лбу.
– Голова заболела? – спросила Эгвейн.
Он кивнул, вдруг устремив свой взор в одну точку.
– Порошок, что мне дала Найнив, последние несколько дней, кажется, не помогает.
Эгвейн колебалась. Эти головные боли Ранда беспокоили ее. Теперь они с каждым приступом становились все сильней. И хуже всего было то, чего она поначалу не замечала, чего она почти хотела и вовсе не замечать. Всякий раз, как у Ранда начинала болеть голова, случались странные вещи. Сорвавшаяся с ясного неба молния в щепки расколола тот огромный дубовый пень, который Ранд два дня кряду пытался выкорчевать, расчищая вместе с Тэмом участок нового поля. Грозы, приближения которых Найнив, слушая ветер, не улавливала. Вспыхивающие в лесной чаще пожары. И чем сильнее становились его головные боли, тем хуже было все, что за ними следовало. Никто не связывал эти происшествия с Рандом, даже с Найнив, – чему Эгвейн была несказанно рада. Ей даже думать не хотелось о том, что это может означать.
«Да это просто дурацкая ерунда, – сказала она себе. – Я должна знать, если я хочу ему помочь». Ведь у нее была своя собственная тайна, да такая, что Эгвейн охватывал страх даже при попытке задуматься о ней и разгадать, что же все это означает. Найнив учила ее различать травы, готовила Эгвейн к тому, что придет день – и девушка вместо нее станет Мудрой. Снадобья Найнив зачастую чуть ли не чудеса творили: раны заживали, едва ли оставляя шрамы, больные, которые, как все полагали, одной ногой стояли в могиле, возвращались к жизни. Но вот уже трижды Эгвейн удавалось излечить кое-кого из тех несчастных, от кого отступалась Найнив, сочтя их случай безнадежным. Трижды садилась Эгвейн возле постели умирающего, чтобы утешать в его последний час, подарить ему тепло своих рук, и видела потом, как тот поднимался со смертного ложа. Найнив упорно допытывалась у Эгвейн, к какому способу лечения прибегала девушка, какие травы применяла, какие настои, в каких сочетаниях. Но Эгвейн так и не набралась мужества признаться, что она не делала ровным счетом ничего.
«Но ведь очевидно же, что я что-то сделала. Один раз могло быть случайностью, но чтобы три раза… мне необходимо с этим разобраться. Я должна этому научиться. – Мысль эта породила шум у нее в голове, как будто слова эхом отдавались внутри черепа. – Раз у меня получилось что-то сделать для них, то и своему мужу я помочь смогу».
– Дай-ка я попробую, Ранд, – сказала Эгвейн.
Она встала и в тот же миг через открытую дверь увидела стоящую перед домом серебряную арку, – арку, которую заполняло белое свечение. Путь обратно появится лишь единожды. Будь стойкой. Эгвейн проделала два шага к двери и только тогда смогла остановиться.
Она замерла на месте, оглянулась на Джойю, гукающую в своей колыбели, на Ранда, все так же потирающего рукой голову и взирающего на нее, словно задавшись вопросом, куда это она направляется.
– Нет, – промолвила Эгвейн. – Нет, ведь это именно то, чего я хочу. Этого я и хочу! Почему у меня не может быть и этого тоже?
Она не понимала собственных слов. Разумеется, это была именно та жизнь, какой она хотела, это и была ее жизнь.
– Чего ты хочешь, Эгвейн? – спросил Ранд. – Если я могу достать для тебя эту штуку, я ведь достану, ты знаешь. А не достану, так сам сделаю.
Путь обратно появится лишь единожды. Будь стойкой.
Она сделала еще один шаг, к самому порогу. Серебряная арка манила ее. Что-то ждало ее по ту сторону. Что-то, чего она желала сильней чего бы то ни было в мире. Нечто, что она обязана была сделать.
