И с первого удара Мэт понял, что везение, или мастерство, или то нечто, которое до сих пор его вело, по-прежнему оставалось с ним. Громко клацнуло дерево, и Галад сумел отразить первую атаку, парировал и второй удар, и третий, и следующий, но его лицо застыло от напряжения. Он был искусным фехтовальщиком, в ловкости владения мечом мало в чем уступавшим Стражам, и ему приходилось пускать в ход каждую унцию своего мастерства, чтобы избежать шеста Мэта. Он не атаковал; все, что он мог, – защищаться. Галад все время отходил в сторону, стараясь не позволить оттеснить себя назад, но Мэт все напирал, а посох так и мелькал, сливаясь в пятно. И Галад сделал шаг назад, потом отступил еще и еще; деревянный клинок – слабая защита против боевого посоха.
Голод грыз Мэта, будто внутри у него поселилась злобная ласка, и не одна. Пот катился со лба, щипля глаза, и силы Мэта начали таять, словно бы утекая вместе с потом. «Нет, не сейчас. Мне нельзя давать слабину. Я должен победить. Сейчас». Взревев, он бросил все без остатка силы в последний натиск.
Посох стремительным движением миновал меч Галада и нанес быструю череду ударов – сначала по колену, затем по запястью, по ребрам, а в завершение конец посоха, точно копье, с силой ткнулся ему в живот. Галад со стоном сложился пополам, силясь не упасть. Посох дрожал в руках Мэта, готовый добить противника, тычком раздробив ему горло. Галад грузно осел наземь.
Мэт, осознав, что́ едва сейчас не совершил, чуть не выронил посох. «Победить, а не убить. Свет, о чем я думаю?» Машинально Мэт опустил конец посоха на землю, и едва он так сделал, юноше пришлось вцепиться в него, чтобы устоять на ногах. Голод опустошал его, словно нож, выскабливающий из костей мозг. Внезапно до него дошло, что за поединком наблюдали не только Айз Седай и принятые. Все тренировки, все учебные бои прекратились. И Стражи, и их ученики стояли и смотрели на Мэта.
Подошел Хаммар и встал рядом с Галадом, который до сих пор, постанывая, лежал на земле и пытался подняться. Страж возвысил голос, почти закричав:
– Кто был величайшим мастером клинка всех времен?
Из глоток десятков учеников вырвался рев:
– Джеаром, Гайдин!
– Да! – выкрикнул Хаммар и повернулся, чтобы убедиться, что его всем слышно. – За свою жизнь Джеаром сражался более десяти тысяч раз – в битвах и в поединках один на один. И побежден был лишь единожды. Фермером, вооруженным посохом! Запомните это. Запомните, что вы сейчас видели. – Он опустил взгляд на Галада и понизил голос. – Раз ты до сих пор не можешь встать, парень, то все кончено.
Хаммар поднял руку, и Айз Седай с принятыми поспешили окружить Галада.
Мэт, скользнув руками по шесту, опустился на колени. Никто из Айз Седай в его сторону даже не взглянул. Из принятых на него посмотрела одна – пухленькая девушка, какую он охотно пригласил бы потанцевать, если бы она не собиралась стать Айз Седай. Окинув юношу хмурым взглядом и фыркнув, она снова отвернулась и стала внимательно следить за Айз Седай, которые хлопотали возле Галада.
Мэт с облегчением отметил, что Гавин уже был на ногах. Пока Гавин к нему подходил, Мэт, опираясь на посох, поднялся с земли. «Незачем им знать. Мне ни за что отсюда не смыться, если они решат нянчиться со мной сутками напролет». Рыжевато-золотистые волосы на виске Гавина потемнели от крови, но не было видно ни ссадины, ни синяка.
Гавин вложил в ладонь Мэту две серебряные марки и сухо промолвил:
– Думаю, в следующий раз я стану слушать. – Заметив взгляд Мэта, Гавин прикоснулся к своей голове. – Они Исцелили меня, но там не было ничего страшного. От Илэйн мне не раз доставалось и посильнее. А ты хорошо владеешь посохом.
– Да не так хорошо, как мой папа. Сколько я помню, в схватках с посохом на Бэл Тайн он каждый год побеждал, кроме раза или двух, когда выигрывал отец Ранда. – Во взгляде Гавина вновь вспыхнул огонек заинтересованности, и Мэт пожалел, что упомянул Тэма ал’Тора; Айз Седай и принятые до сих пор плотно теснились вокруг Галада. – Я… Должно быть, я его очень сильно поранил. Я этого не хотел.
Гавин поглядел в ту сторону – Галада даже видно не было за двумя кольцами женских спин; белые платья принятых, смотревших поверх плеч склонившихся над юношей Айз Седай, образовывали внешний круг – и рассмеялся:
– Ты его не убил – я слышал, как он стонет. Так что он давно бы уже стоял на ногах, но они не собираются упускать такой шанс, раз он попал к ним в руки. Свет, из них четверо – из Зеленой Айя!
Мэт озадаченно взглянул на Гавина: «Из Зеленой Айя? При чем здесь это?» Но тот покачал головой:
– Да не важно. Просто будь спокоен: худшее, о чем нужно переживать Галаду, – это как бы не оказаться вдруг Стражем при Зеленой Айз Седай, пока у него в голове не прояснилось. – Гавин засмеялся. – Нет, они так не поступят. Но готов побиться об заклад на те две мои марки, которые у тебя в руке, что некоторые из них были бы не прочь так сделать.
– Марки не твои, а мои, – заметил Мэт, засовывая монеты в карман куртки.
Из объяснений Гавина Мэт мало что понял. За исключением того, что Галад в порядке. Все, что Мэт знал о взаимоотношениях Стражей и Айз Седай, сохранилось лишь в обрывках воспоминаний о Лане и Морейн, и в них не было ничего такого, на что, судя по всему, намекал Гавин.
– Как думаешь, они не будут против, если я попрошу у него свой выигрыш? – спросил Мэт у Гавина.
– Скорее всего, будут, – сдержанно заметил подошедший к ним Хаммар. – Особой симпатии эти Айз Седай к тебе сейчас не питают. – Он фыркнул. – Думается, даже Зеленым Айз Седай стоит вести себя поприличнее девчонок, только-только вырвавшихся из-под материнского фартука. Он не настолько хорош собой.
– Конечно нет, – согласился Мэт.
Гавин ухмылялся, глядя на них, пока Хаммар не окинул паренька сердитым взглядом.
– Вот, – промолвил Страж, вложив в ладонь Мэту еще две серебряные монеты. – Потом я у Галада заберу его долг. Откуда ты, парень?
– Манетерен. – Мэт застыл, услышав, какое слово сорвалось у него с языка. – То есть я хотел сказать – из Двуречья. Переслушал древних преданий. – Но и Хаммар, и Галад смотрели на него и молчали. – Я… я, пожалуй, пойду к себе, посмотрю, не найдется ли чего перекусить.
И хотя колокол не пробил еще даже середину утра, они оба кивнули Мэту, как будто сказанное показалось им вполне разумным.
Прихватив посох – поставить оружие на место ему никто не приказал, – Мэт медленно зашагал прочь от площадки, пока деревья не скрыли его от людей на учебном дворике. Когда Мэт понял, что его наконец-то никто не видит, он тяжело оперся на посох, как будто только он, один-единственный, позволял ему держаться на ногах. И он совсем не был уверен, что дело не обстоит именно так.
Мэту мнилось: стоит распахнуть куртку – и вместо желудка он увидит разрастающуюся дыру, готовую поглотить его целиком. Но он едва замечал голод. У себя в голове Мэт продолжал слышать голоса. «Говоришь на древнем наречии, парень?» «Манетерен». От этих слов его бросило в дрожь.
