Эгвейн почувствовала острый приступ ревности, хотя считала, что давно уже позабыла про нее, а вместе с ревностью – сочувствие.
«Свет, как я смею ревновать, коли меня саму при взгляде на Галада охватывает дрожь и такое ощущение, будто я таю? Ранд был моим, но он больше не мой. Хотела бы я отдать его тебе, Илэйн, но, думаю, ни для одной из нас он не предназначен. Наверное, для дочери-наследницы это позволительно и не будет ничего необычного, если она выйдет замуж за незнатного человека, лишь бы он был андорцем, но совершенно невозможно выйти замуж за Дракона Возрожденного».
Убеждая себя, что сегодня ей хватает забот поважнее, нежели волноваться о собственной аккуратности, она бросила чулки на пол и сказала:
– Найнив, я готова.
Найнив вручила ей поясную сумку-кошель и длинную тонкую полоску кожи и заметила:
– А не может оно сработать не только для тебя одной? А сразу для двоих? Пожалуй, я могла бы… пойти вместе с тобой.
Вытряхнув каменное кольцо на ладонь, Эгвейн продела через него кожаный шнурок, затем повязала его себе на шею. На фоне ее белой ночной рубашки прожилки и пятнышки голубого, коричневого и красного цвета будто ожили.
– И оставить Илэйн присматривать за нами в одиночку? Когда про нас, может статься, пронюхали Черные Айя?
– Я справлюсь, – решительно заявила Илэйн. – Или разреши мне отправиться с тобой, а на страже останется Найнив. Она когда сердится, то из нас сильнейшая, и будь уверена: если потребуется нас защитить, она не подведет.
– А что, если этот тер’ангриал не сработает для двоих? – Эгвейн покачала головой. – Что, если при попытке использовать его вдвоем он вообще откажет? Мы о том даже не узнаем, пока не проснемся, а значит, зря потеряем ночь. Если мы хотим наверстать упущенное, то ни единой ночи нельзя тратить впустую. Мы и так уже сильно отстали. – Доводы были веские и убедительные даже для нее самой, но Эгвейн не давало покоя еще кое-что, близкое ее сердцу. – Кроме того, я буду чувствовать себя увереннее, зная, что вы вдвоем следите за мной, на случай…
Завершать мысль ей не хотелось. На случай, если кто-то явится, пока она спит. Серый Человек, а то и не один. Черные Айя. Любой из тех, кто превратил Белую Башню из безопасного пристанища в дремучий мрачный лес, полный волчьих ям и силков. Нечто, что войдет к ней, когда она будет лежать в постели совершенно беспомощная. На лицах ее подруг отразилось полное понимание.
Взбив пуховую подушку, Эгвейн растянулась на кровати, а Илэйн поставила стулья по обе стороны ее ложа. Найнив потушила свечи одну за другой и в полной темноте уселась на стул. Илэйн устроилась на другом.
Закрыв глаза, Эгвейн старалась предаться мыслям, навевающим сон, но уж слишком отвлекала та штуковина, что лежала у нее на груди. Отвлекала намного сильней, чем боль, что оставалась после посещения кабинета Шириам. Теперь кольцо будто давило девушке на грудь тяжестью кирпича, и все образы дома и укромных прудов с тихой водой ускользали при всякой мысли о нем. О Тел’аран’риоде. Незримом мире. Мире снов. Поджидающем прямо за порогом сна.
Найнив принялась тихонько напевать. Эгвейн узнала этот безымянный мотив, песню без слов, что напевала ей мать, когда Эгвейн была совсем крохой. Тогда она лежала в кроватке в своей комнате, и там были взбитая подушка, и теплые одеяла, и от мамы пахло розовым маслом, аромат которого смешивался с вкусным запахом выпечки, и… «Ранд, с тобой все хорошо? Перрин? Кто она была?» Сон пришел.
Она стояла среди невысоких холмов, очертаниями похожих на бегущие волны и густо поросших полевыми цветами, а в лощинах и на гребнях холмов виднелись небольшие рощицы лиственных деревьев. Над распустившимися цветами порхали бабочки, мелькая желтыми, синими и зелеными крылышками, а неподалеку перекликались два жаворонка. В меру пушистые белые облака плыли в голубизне неба, а легкий ветерок соблюдал ту тонкую грань между прохладой и жарой, что держится всего несколько редких весенних дней. Слишком хорош был день, такой может быть только во сне.
Взглянув на свое платье, Эгвейн рассмеялась от восторга. В точности тот самый любимый ею оттенок небесно-голубого шелка, отделанные белым разрезы на юбке, – наряд тут же стал зеленым, лишь стоило ей нахмуриться. По рукавам и на груди на платье были нашиты ряды крохотных жемчужин. Вытянув ногу, девушка взглянула на носок своей мягкой бархатной туфельки. Во всей этой гармонии была лишь единственная противоречащая деталь – перекрученное кольцо из многоцветного камня, висевшее на кожаном шнурке у нее на шее.
Эгвейн взяла кольцо на ладонь и ахнула. Оно стало легким как перышко: подбрось его в воздух – и оно наверняка поплывет прочь, словно пушинка чертополоха. Почему-то больше она кольца не боялась. А чтобы оно не болталось все время перед глазами, Эгвейн спрятала кольцо за вырез платья.
– Так вот он каков, Тел’аран’риод, о котором говорила Верин, – промолвила Эгвейн. – Мир снов, мир Корианин Недеал. Он не кажется мне опасным.
Однако Верин утверждала, что он опасен. Из Черной она Айя или нет, но Эгвейн не представляла себе, как хоть одна Айз Седай способна в открытую лгать. «Возможно, она ошибается». Но Эгвейн не верила, что Верин могла так ошибиться.
Просто ради того, чтобы самой удостовериться, девушка открыла себя Единой Силе. Ее наполнила саидар – она была даже здесь. Эгвейн направила тоненький, аккуратный поток, превратила его в ветерок, увлекший бабочек в трепещущие цветные спирали, объединила их в круги, сцепленные друг с другом.
И она тут же отпустила Силу. Бабочки запорхали, как и прежде, не обратив никакого внимания на свое краткое приключение. Мурддраалы и некоторые другие отродья Тени чувствовали, когда кто-то направляет Силу. Оглядываясь по сторонам, девушка совершенно не могла вообразить себе подобных тварей в таком месте, однако то, что она не могла себе этого представить, не означало, что их здесь не было. А ведь Черные Айя захватили все те тер’ангриалы, которые изучала Корианин Недеал. Эта мысль стала для Эгвейн болезненным напоминанием о причинах, почему она здесь оказалась.
– По крайней мере, мне ясно: направлять я могу, – сказала девушка сама себе. – Но я ничего не узнаю, если буду оставаться на одном месте. Возможно, стоит немного здесь осмотреться…
Она сделала шаг…
…и очутилась в сыром, темном коридоре гостиницы. Эгвейн была дочерью хозяина гостиницы; и она была уверена, что это именно гостиница. Не слышалось ни звука, все выходящие в коридор двери были плотно притворены. Едва лишь Эгвейн задумалась, кто бы мог находиться за простой деревянной дверью, что была совсем рядом с нею, как та бесшумно распахнулась.
Комната оказалась пустой, и холодный ветер стонал в ней, врываясь в открытые окна и вороша в камине остывший пепел. На полу свернулась большая собака, и лохматый хвост закрывал ей нос. Собака лежала между дверью и толстым столбом из грубо отесанного черного камня, что торчал из пола посреди комнаты. У столба, привалившись к нему спиной, сидел широкоплечий парень с курчавыми волосами, он был в одном нижнем белье, голова его свесилась, будто он спал. Массивная черная цепь обегала столб и пересекала грудь юноши. Концы цепи он крепко сжимал в руках. Спал парень или не спал, но его могучие мускулы были напряжены, удерживая цепь постоянно натянутой, – он сам приковал себя к столбу.
