– Прошу прощения, сэр, – покачал головой Либби. – Недостаток этого движителя в том, что для него нет разницы, каковы были ваши предыдущие курс и скорость; если вы перейдете в безынерционный полет в окрестностях звезды, его световое давление отшвырнет вас от нее, словно подхваченную потоком воды пробку. Ваш предыдущий импульс перестанет существовать одновременно с инерцией.
– Что ж, – заключил Кинг, – будем тогда придерживаться твоего плана. Не стану пока с тобой спорить – я еще много не понимаю в этой твоей штуковине.
– Я и сам многого в ней не понимаю, – серьезно ответил Либби.
Корабль покинул орбиту Земли меньше чем через десять минут после того, как Либби запустил свой космический движитель. Пока они с Лазарусом обсуждали его загадочные физические аспекты, позади осталась орбита Марса – на что ушло меньше четверти часа. Когда Барстоу созвал организационное совещание, до орбиты Юпитера было еще далеко, но на то, чтобы найти на забитом людьми корабле всех его участников, потребовался час; и когда Заккер наконец призвал всех к порядку, они преодолели миллиард миль за пределами орбиты Сатурна – хотя с момента команды «Пуск!» прошло меньше полутора часов.
Но после Сатурна промежутки между орбитами становились все длиннее. На орбите Урана дискуссия все еще продолжалась, однако с кандидатурой Форда все согласились еще до того, как корабль пересек орбиту Нептуна. Кинга официально объявили капитаном, после чего устроили ему экскурсию по кораблю с Лазарусом в качестве гида, и он уже совещался с астронавигатором, когда корабль миновал орбиту Плутона почти в четырех миллиардах миль от Солнца, но при всем при этом прошло меньше шести часов с тех пор, как солнечный свет зашвырнул их в космос.
Даже тогда они еще не покинули Солнечную систему, но от звезд их не отделяло больше ничего, кроме зимних квартир околосолнечных комет и убежищ, где скрывались гипотетические трансплутоновые планеты, – пространство, где Солнце еще сохраняет власть, но вряд ли обладает на него абсолютным правом. Но даже до ближайших звезд оставались многие световые годы. «Новый рубеж» мчался к ним сквозь космический холод со скоростью чуть меньше световой.
Дальше, дальше, все дальше… в бескрайнюю бездну, где мировые линии почти прямые, не искривленные гравитацией. С каждым днем, с каждым месяцем… с каждым годом стремительный полет уносил их все дальше от человечества.
Часть вторая
1
Корабль продолжал мчаться вперед в ночной бездне, и каждый световой год был столь же пуст, как и предыдущий. Внутри же корабля шло некое подобие привычной жизни, которую сумели наладить для себя Семейства.
«Новый рубеж» имел приблизительно цилиндрическую форму. В отсутствие ускорения он вращался вокруг своей оси, создавая искусственную силу тяжести для пассажиров возле обшивки корабля; с внешней, или «нижней», стороны располагались жилые помещения, в то время как внутренние, или «верхние», отсеки были отданы под склады и тому подобное. Между отсеками находились мастерские, гидропонные фермы и так далее. Вдоль оси, от носа к корме, размещались рубка управления, преобразователь массы и главный двигатель.
Подобная конструкция схожа с той, что применяется для больших межпланетных кораблей, которые используются в наши дни, но при этом следует учесть ее громадный размер. По сути, это был целый город, где вполне хватало места для колонии из двадцати тысяч человек, что позволяло планируемому составу из десяти тысяч удвоить свою численность за время долгого путешествия к Проксиме Центавра.
Соответственно, несмотря на размеры корабля, с сотней тысяч с лишним семьян на борту он был перенаселен впятеро.
Они мирились с этим лишь до тех пор, пока не подготовили все необходимое для анабиоза. Помещения для этой цели выделили, превратив в склады комнаты отдыха на нижних уровнях. Погруженные в сон требовали около одного процента пространства, необходимого для бодрствующих людей, и со временем на корабле стало свободнее. Добровольцев для анабиоза сперва было немного – благодаря своей уникальной наследственности они прекрасно осознавали, что такое смерть, и анабиоз казался им слишком похожим на «последний сон». Но немалые неудобства из-за крайней тесноты в сочетании со столь же крайней монотонностью бесконечного полета достаточно быстро заставили их изменить мнение, обеспечив постоянный приток желающих испытать подобие смерти, по мере того как для них появлялось место.
Те, кто продолжал бодрствовать, занимались рутинной работой – обслуживали корабль, ухаживали за гидропонными фермами, а также, что самое важное, заботились о самих спящих. Биомеханики разработали сложные эмпирические формулы, описывавшие деградацию человеческого тела в анабиозе, и необходимые меры, чтобы отсрочить ее с учетом ускорения, окружающей температуры, используемых лекарств и прочих факторов, таких как метаболический возраст, масса тела, пол и так далее. Используя верхние отсеки с пониженной силой тяжести, повреждения, вызванные ускорением (то есть самим весом тканей тела, тем самым, который приводит к плоскостопию или пролежням), можно было свести к минимуму. Но заботиться о спящих приходилось полностью вручную – переворачивать их, делать массаж, проверять уровень сахара в крови и проводить прочие процедуры, необходимые, чтобы крайне замедленный метаболизм не перешел в смерть. Не считая десятка камер в лазарете корабля, он не был рассчитан на пассажиров в анабиозе, и для этого не предусматривалась никакая автоматика. Так что утомительная забота о десятках тысяч спящих легла на плечи остальных.
Элинор Джонсон наткнулась на свою подругу Нэнси Уэзерел в столовой 9-D, которую ее завсегдатаи именовали Клубом, хотя те, кто ее избегал, называли столовую не столь лестными именами. Большинство посетителей составляла шумная молодежь. Лазарус был единственным из старших, кто часто заходил туда поесть. Шум ему не только не мешал, но даже нравился.
Спикировав на подругу, Элинор чмокнула ее в затылок:
– Нэнси! Так ты проснулась! Господи, как же я рада тебя видеть!
Нэнси выпуталась из ее объятий.
– Привет, подружка. Не пролей мой кофе.
– Ну а ты разве не рада меня видеть?
– Конечно рада. Но ты забываешь, что для тебя мы виделись год назад, а для меня – только вчера. И у меня все еще глаза слипаются.
– Давно тебя разбудили, Нэнси?
– Пару часов назад. Как твой малыш?
– Просто замечательно! – Лицо Элинор Джонсон просветлело. – Ты его не узнаешь – он здорово подрос за последний год. Скоро будет мне по плечо и с каждым днем все больше похож на отца.
Нэнси сменила тему – друзья Элинор старались не упоминать в разговорах ее покойного мужа.
– Чем ты занималась, пока я спала? Все еще возишься с детишками в садике?
– Да. Или, вернее, нет. Я веду ту же группу, в которой мой Хьюберт. Он теперь в начальной школе.
– Почему бы тебе несколько месяцев не поспать и не пропустить часть этой тягомотины, Элинор? Если так пойдет и дальше, ты станешь старухой.
