– Нет, – возразила Элинор. – По крайней мере, пока Хьюберт не подрастет и не перестанет во мне нуждаться.
– Не будь сентиментальной. У половины женщин-добровольцев маленькие дети. И я нисколько их не осуждаю. Да хоть на меня посмотри – с моей точки зрения, полет пока что длился всего семь месяцев. Так что остальную его часть я могу хоть на голове стоять.
Элинор упрямо покачала головой:
– Нет, спасибо. Может, тебе так и лучше, но меня вполне устраивает то, что есть.
Сидевший за тем же столиком Лазарус яростно расправлялся с куском суррогатного стейка.
– Она боится что-нибудь пропустить, – объяснил он. – Нисколько ее не осуждаю – я тоже.
Нэнси снова сменила тему:
– Тогда заведи еще ребенка, Элинор. По крайней мере, освободишься от рутинных обязанностей.
– Вообще-то, для этого требуются двое, – заметила Элинор.
– И что с того? Вон, например, Лазарус. Из него получился бы отменный папаша.
Элинор улыбнулась, заставив Лазаруса покраснеть.
– Собственно говоря, – бесстрастно сказала она, – я уже ему предлагала, но он мне отказал.
Нэнси расплескала кофе, быстро переводя взгляд с Лазаруса на Элинор и обратно.
– Извини, не знала.
– Ничего страшного, – ответила Элинор. – Просто я одна из его правнучек в четвертом поколении.
– Но… – Нэнси тщетно боролась с привычкой не лезть в чужие дела. – Господи, но ведь подобное кровосмешение вполне допустимо. В чем заминка? Или мне лучше заткнуться?
– Да, лучше, – согласилась Элинор.
Лазарус смущенно поерзал на стуле.
– Знаю, я достаточно старомоден, – признался он, – но некоторых принципов я придерживаюсь с давних времен. В генетике тут дело или нет, но я попросту не считаю себя вправе жениться на собственных потомках.
Нэнси удивленно взглянула на него.
– А ты и впрямь старомоден! – заметила она и тут же добавила: – Или просто стесняешься. Меня так и подмывает сделать тебе предложение и посмотреть, что из этого получится.
Лазарус яростно уставился на Нэнси:
– Что ж, давай – увидишь, какой сюрприз тебя ждет!
– Гм… – задумчиво проговорила Нэнси, окинув его холодным взглядом.
Лазарус попытался играть с ней в гляделки, но в конце концов отвел глаза.
– Прошу меня извинить, дамы, – нервно проговорил он. – У меня дела.
Элинор мягко коснулась его руки:
– Не уходи, Лазарус. Нэнси – в душе кошка и ничего не может с этим поделать. Расскажи ей про планы насчет высадки.
– То есть? Мы что, собираемся садиться? Где? Когда?
Лазарус, слегка успокоившись, обо всем ей рассказал. До солнцеподобной звезды типа G2, к которой они проложили курс несколько лет назад, оставалось меньше светового года – чуть больше семи световых месяцев, – и теперь стало возможным определить с помощью параинтерферометрических методов, что звезда (ZD9817, или попросту «наша звезда») обладает некоего рода планетами.
Еще через месяц, когда до звезды останется половина светового года, должно было начаться торможение. Вращение корабля при этом останавливалось, и он тормозил с замедлением в один g, подлетая к звезде скорее на межпланетной, чем на межзвездной скорости, после чего предстояло начать поиски пригодной для человеческой жизни планеты. Вряд ли поиск занял бы много времени – их интересовали только ярко сияющие планеты, подобные видимой с Земли Венере, но не холодные далекие миры вроде Нептуна или Плутона или обугленные камни вроде Меркурия, прячущиеся в пылающей короне материнской звезды.
Если землеподобной планеты не обнаружится, им придется продолжить полет, приблизившись к этой «нашей» чужой звезде, откуда их вновь отбросит световым давлением, и они смогут возобновить поиски нового дома где-то еще – с той разницей, что теперь их не преследует полиция и они могут спокойно выбрать новый курс.
Лазарус объяснил, что «Новый рубеж» в любом случае не станет садиться на планету, – корабль был для этого слишком велик и разрушился бы под собственным весом. Вместо этого – если удастся найти подходящую планету – корабль должен был выйти на промежуточную орбиту, а исследовательские команды отправились бы на поверхность планеты на шлюпках.
Извинившись, Лазарус оставил женщин и направился в лабораторию, где Семейства продолжали исследования в области метаболизма и геронтологии. Он рассчитывал найти там Мэри Сперлинг – после мимолетной встречи с Нэнси Уэзерел он чувствовал потребность в обществе Мэри. Если он когда-нибудь соберется снова жениться, подумал он, Мэри подойдет ему куда больше. Впрочем, вряд ли стоило всерьез рассматривать подобный вариант – Лазарусу казалось, что связь между ним и Мэри будет отдавать смехотворным запахом лаванды и старых кружев.
Мэри Сперлинг, оказавшись запертой в корабле и не желая принимать символическую смерть в виде анабиоза, обратила свой страх смерти в конструктивное русло, добровольно вызвавшись на роль ассистентки в лаборатории, где продолжались исследования в области долголетия. Биологического образования у нее не было, но, обладая ловкими пальцами и живым умом, за долгие годы полета она стала ценной помощницей доктору Гордону Харди, руководителю исследований.
Лазарус нашел ее за работой с бессмертной тканью куриного сердца, известной лабораторному персоналу как «мисс Коко». Мисс Коко была старше любого из семьян, не считая, возможно, самого Лазаруса, являясь растущим фрагментом изначальной ткани, полученной Семействами из института Рокфеллера в XX веке. Уже тогда ткань была жива, и доктор Харди и его предшественники поддерживали в ней жизнь в течение более чем двух столетий, используя технологию Каррела – Линдберга – О’Шога. Мисс Коко продолжала процветать.
Когда Гордона Харди арестовали, он настоял на том, чтобы забрать ткань и поддерживающую в ней жизнь аппаратуру с собой в резервацию; с тем же упрямством он потребовал, чтобы ему разрешили забрать ее во время бегства на «Чили». Теперь мисс Коко жила и росла на «Новом рубеже», веся пятьдесят или шестьдесят фунтов, – слепая, глухая и безмозглая, но тем не менее живая.
Мэри Сперлинг уменьшала комок ткани в размерах.
– Привет, Лазарус, – кивнула она. – Не подходи, пока открыт резервуар.
Он смотрел, как она срезает излишки ткани.
– Мэри, – задумчиво спросил он, – что поддерживает жизнь в этом сгустке без мозгов?
– Вопрос неверный, – ответила Мэри, не поднимая взгляда. – Правильно будет – почему она вообще должна умереть? Почему она не может существовать вечно?
– Черт побери, я был бы рад, если бы она сдохла! – послышался позади них голос доктора Харди. – Тогда мы смогли бы провести исследования и все выяснить.
– С мисс Коко этого никак не выяснишь, босс, – не отрываясь от работы, ответила Мэри. – Главный вопрос в половых железах, а у нее их нет.
