Форд лежал лицом вниз, не пытаясь подняться. Плечи его вздрагивали, все тело сотрясалось от рыданий.
Присев рядом, Лазарус встряхнул его за плечо.
– Слейтон, – требовательно спросил он, – что случилось? Что с тобой?
Форд обратил к нему полный ужаса взгляд, на мгновение перестав рыдать. Он не произнес ни слова, но, похоже, узнал Лазаруса и, прильнув к нему, разрыдался пуще прежнего.
Высвободившись, Лазарус с размаху хлестнул Форда по щеке.
– А ну-ка хватит! – приказал он. – Говори, в чем дело!
Голова Форда дернулась от удара, рыдания смолкли, но он продолжал молчать. Взгляд его помутнел. На Лазаруса упала чья-то тень, и он резко развернулся, держа бластер в руке. В нескольких футах от него стоял Крил Сарлу, не подходя ближе, – но не из-за оружия, поскольку никогда прежде его не видел.
– Эй, ты! – крикнул Лазарус. – Чтоб тебя… что ты с ним сделал? – Взяв себя в руки, он перешел на язык, понятный Сарлу: – Что случилось с моим братом Фордом?
– Забери его отсюда, – проговорил Сарлу, и губы его дрогнули. – Ему плохо. Очень плохо.
– Будто я сам не вижу! – бросил Лазарус, обойдясь без перевода.
3
Вскоре все собрались в том же составе, не считая председателя. Лазарус рассказал о том, что видел и слышал, а Шульц сообщил о состоянии Форда.
– Медики не могут понять, что с ним. Единственное, что я могу сказать со всей определенностью: он страдает от некоего не поддающегося диагнозу психического расстройства. Нам не удается установить с ним контакт.
– Он что, вообще ничего не говорит? – спросил Барстоу.
– Только пару простых слов, типа «еда» и «вода». Любая попытка выяснить, что с ним случилось, вызывает у него приступ истерии.
– И никакого диагноза не поставить?
– Ну… если хотите услышать высказанное своими словами мнение непрофессионала, – по-моему, он напуган до смерти. Причем, – добавил Шульц, – мне уже приходилось видеть раньше проявления синдрома страха, но подобное – никогда.
– Я видел, – внезапно сказал Лазарус.
– Ты? Где? При каких обстоятельствах?
– Однажды, – ответил Лазарус, – когда я еще был мальчишкой, пару сотен лет назад, я поймал взрослого койота и запер его в загон. Мне хотелось выдрессировать его как охотничьего пса, но ничего не вышло. Так вот, Форд ведет себя в точности так, как тот койот.
Наступила неприятная тишина, которую в конце концов нарушил Шульц:
– Не вполне понимаю, о чем ты. Что тут общего?
– В общем, – медленно ответил Лазарус, – это лишь мое предположение. Слейтон – единственный, кто знает истинный ответ, но говорить он не может. Но мое мнение таково: мы с самого начала не сумели понять джокайров. Мы ошибочно полагали, будто они такие же люди лишь потому, что выглядят похоже на нас и примерно настолько же цивилизованны. Но они вообще не люди. Они… домашние животные. Эй, погодите! – поспешно добавил он. – Сейчас все объясню. На этой планете действительно есть разумные существа – именно они живут в храмах, и именно их джокайры называют богами. Они и есть боги! – продолжал Лазарус, прежде чем кто-либо успел его прервать. – Я знаю, о чем вы думаете. Не важно – я не собираюсь вдаваться в метафизические рассуждения, просто излагаю, как могу. Суть в том, что в этих храмах кто-то живет и, кем бы они ни были, они настолько могущественны, что их вполне можно считать богами. Именно они настоящая господствующая раса на этой планете! Для них все остальные, как джокайры, так и мы, всего лишь животные – дикие или прирученные. Мы ошибочно предполагали, что местная религия – всего лишь предрассудки. Но это не так.
– И ты считаешь – именно это и есть причина того, что произошло с Фордом? – медленно спросил Барстоу.
– Да, считаю. Он встретил одного из них по имени Крил, и это свело его с ума.
– Насколько я понимаю, – сказал Шульц, – твоя теория состоит в том, что любой человек, увидевший их воочию, повредился бы разумом?
– Не совсем, – ответил Лазарус. – Меня куда больше пугает, что я мог бы не свихнуться!
В тот же день джокайры прекратили все контакты с землянами, что было и к лучшему, иначе наверняка не обошлось бы без насилия. Над городом навис страх, который был хуже страха смерти, – страх перед неким жутким безымянным существом, один лишь вид которого превращал человека в сломленное, лишенное разума животное. Джокайры больше не казались безобидными, даже забавными, несмотря на все их научные достижения, друзьями – в них видели марионеток, приманку, подброшенную невидимыми могущественными созданиями, таившимися в храмах.
Не пришлось даже ставить вопрос на голосование – землянам хотелось покинуть это кошмарное место столь же единодушно, как спасающейся из горящего здания толпе. Заккер Барстоу взял командование в свои руки.
– Свяжись с Кингом – пусть пришлет все шлюпки. Сматываемся отсюда как можно скорее. – Он беспокойно пригладил волосы. – Сколько людей мы можем погрузить по максимуму с каждым рейсом, Лазарус? Как долго продлится эвакуация?
Лазарус что-то пробормотал.
– Что ты сказал?
– Я сказал: «Дело не в том, сколько нам потребуется времени, а в том, отпустят ли нас вообще». Возможно, тем существам в храмах нужны новые домашние животные – мы!
Лазарус требовался в качестве пилота шлюпки, но еще больше требовалось его умение управлять толпой. Они обсуждали с Заккером Барстоу экстренную мобилизацию импровизированных полицейских сил, когда Лазарус посмотрел куда-то за его плечо и воскликнул:
– Ого! Погоди-ка, Зак, – похоже, лавочка закрывается.
Быстро повернувшись, Заккер увидел с величавым достоинством направляющегося в их сторону Крила Сарлу. На его пути не оказывалось никого, и вскоре они поняли почему. Заккер двинулся ему навстречу, но обнаружил, что остановился в десяти футах от джокайра, без всяких причин – просто остановился, и все.
– Приветствую тебя, мой несчастный брат, – начал Сарлу.
– Приветствую тебя, Крил Сарлу.
– Боги сказали свое слово. Подобных вам невозможно цивилизовать (?). Ты и твои братья должны покинуть этот мир.
Лазарус облегченно вздохнул.
– Мы уходим, Крил Сарлу, – с серьезным видом ответил Заккер.
– Боги требуют, чтобы вы ушли. Позови сюда своего брата Либби.
Заккер послал за Либби, затем снова повернулся к Сарлу, но, похоже, джокайру больше нечего было им сказать – он их словно не замечал.
Пришел Либби, и Сарлу завел с ним долгий разговор. Барстоу и Лазарус видели, как шевелятся их губы, но ничего не слышали. Лазарусу это крайне не понравилось. «Черт побери, – подумал он, – я мог бы сочинить несколько способов, как проделать этот трюк, будь у меня подходящая техника, – но могу поспорить, ни один из них тут ни при чем, тем более что никакой техники я не вижу».
