Лазарус поспешил к стоявшей на пляже шлюпке, которую капитан Кинг делил с Барстоу, придав ей роль местной штаб-квартиры.
– Посылал за мной, шкипер? Что случилось?
Кинг мрачно посмотрел на него:
– Речь идет о Мэри Сперлинг.
Лазарус почувствовал, как его обдало холодом.
– Умерла?
– Нет… не совсем. Она ушла к коротышкам. «Вышла замуж» за одну из их групп.
– Что?! Но этого не может быть!
Лазарус ошибался. Земляне и туземцы не могли скрещиваться даже теоретически, но ничто не мешало человеку влиться в одну из их групп, объединив свою личность с индивидуальностью остальных.
Мэри Сперлинг, убежденная, что скоро умрет, увидела выход в бессмертии коллективного «я» группы. Оказавшись перед лицом извечной проблемы жизни и смерти, она выбрала не то и не другое, найдя готовую принять ее группу и лишившись собственной индивидуальности.
– Из-за этого возникает множество новых проблем, – закончил Кинг. – Мы со Слейтоном и Заккером решили, что лучше будет позвать тебя.
– Да-да, конечно, – но где Мэри? – Лазарус выбежал из шлюпки, не дожидаясь ответа. Промчавшись через поселение и не обращая внимания на приветствия и попытки его остановить, он наткнулся неподалеку от лагеря на туземца и затормозил. – Где Мэри Сперлинг?
«…я Мэри Сперлинг…»
– Ради всего святого… не может быть!
«…я Мэри Сперлинг, и Мэри Сперлинг – я… ты не узнаешь меня, Лазарус?.. Я тебя знаю…»
– Нет! – замахал руками Лазарус. – Я хочу видеть Мэри Сперлинг, которая выглядит как человек – как я!
Туземец поколебался.
«…тогда иди за мной…»
Лазарус нашел Мэри вдалеке от лагеря – она явно избегала других колонистов.
– Мэри!
«…мне жаль, что ты опечален… – мысленно ответила она. – …Мэри Сперлинг больше нет… она – часть нас…»
– Да брось, Мэри! Хватит нести чушь! Ты что, меня не узнаёшь?
«…конечно, я тебя знаю, Лазарус… это ты меня не знаешь… не омрачай свою душу при виде этого тела перед тобой… я не из тебе подобных… я принадлежу этой планете…»
– Мэри, – настаивал он, – перестань! Вернись!
Она странно человеческим жестом покачала головой, но лицо ее уже превратилось в лишенную каких-либо людских черт маску.
«…это невозможно… Мэри Сперлинг больше нет… с тобой говорит часть неразделимого „я“, а не один из тебе подобных…»
Существо, когда-то бывшее Мэри Сперлинг, повернулось и направилось прочь.
– Мэри! – крикнул Лазарус. Сердце его сжалось, как в ту ночь столетия назад, когда умерла его мать. Закрыв лицо руками, он безудержно разрыдался от горя, словно ребенок.
5
Когда Лазарус вернулся, его ждали Кинг и Барстоу. Кинг посмотрел на его лицо и все понял.
– Я хотел тебе сказать, – серьезно проговорил он, – но ты не стал ждать.
– Ладно, не важно, – резко бросил Лазарус. – И что теперь?
– Лазарус, прежде чем что-то обсуждать, ты должен увидеть кое-что еще, – ответил Заккер Барстоу.
– Хорошо. Что именно?
– Идем, увидишь.
Они повели его в отсек шлюпки, использовавшийся в качестве штаб-квартиры. Вопреки обычаям Семейств, тот был заперт. Кинг отпер замок, и находившаяся внутри женщина, увидев их троих, молча вышла, снова заперев за собой дверь.
– Взгляни, – велел Барстоу.
Лазарус увидел в инкубаторе живое существо – явно ребенка, но не похожего ни на одного из человеческих детей.
– Что это за дьявольщина? – гневно спросил он.
– Сам взгляни. Возьми его – ничего с ним не сделается.
Лазарус взял на руки странное существо и посмотрел на него – сперва осторожно, но потом со все большим любопытством. Он понятия не имел, что это такое, но человеком оно точно не было, как и детенышем коротышек. Неужели на этой планете, как и на предыдущей, есть некая раса, о которой никто не подозревал? У младенца отсутствовали даже человеческие нос и уши, хотя в обычных местах располагались соответствующие органы, но углубленные внутрь черепа и защищенные костистыми гребнями. На руках имелось слишком много пальцев, а также еще по одному дополнительному возле запястья, заканчивавшемуся гроздью розовых отростков.
Нечто странное было и в туловище младенца, но что именно – Лазарус понять не мог. Но два других факта не вызывали сомнений – ноги заканчивались не человеческими ступнями, но роговыми беспалыми копытами. К тому же существо являлось гермафродитом – не уродом, но андрогином с вполне развитыми здоровыми половыми органами.
– Что это? – повторил Лазарус, у которого уже зародилось подозрение.
– Это, – ответил Заккер, – Марион Шмидт. Дитя, родившееся три недели назад.
– Гм… в каком смысле?
– В том, что коротышки умеют манипулировать нами не хуже, чем растениями.
– Что? Но они же согласились оставить нас в покое!
– Не торопись их обвинять. Мы сами им это позволили. Изначально речь шла лишь о некоторых усовершенствованиях.
– Усовершенствованиях? Да это же непотребство какое-то!
– И да и нет. У меня самого внутри все переворачивается, стоит мне на нее взглянуть… но на самом деле это своего рода сверхчеловек. Его тело перестроено для большей эффективности, убраны наши бесполезные обезьяньи пережитки, а органы расположены более разумным образом. Вряд ли можно сказать, что это не человек, скорее… усовершенствованная модель. Взять, к примеру, дополнительный отросток на запястье. Это как бы еще одна рука, миниатюрная… с микроскопическим глазом. Стоит тебе привыкнуть, и сам поймешь, насколько это может быть полезно. – Барстоу уставился на младенца. – Но для меня лично это смотрится как какой-то кошмар.
– Это кошмар для кого угодно, – заявил Лазарус. – Может, это и усовершенствованная модель, но будь я проклят, если назову ее человеком.
– В любом случае возникают проблемы.
– Кто бы сомневался! – Лазарус снова взглянул на существо. – Говоришь, в тех ручонках вторая пара глаз? Да этого быть не может!
– Я не биолог, – пожал плечами Барстоу. – Но каждая клетка тела содержит полный набор хромосом. Полагаю, можно вырастить глаза, или кости, или что-нибудь еще – где угодно, если знать, как манипулировать генами в хромосомах. А они знают.
– Не желаю, чтобы мной манипулировали!
– Я тоже.
Лазарус стоял на берегу, глядя на собравшиеся на пляже Семейства в полном составе.
– Мне… – формально начал он, но лицо его тут же приобрело озадаченное выражение. – Иди-ка сюда, Энди. – Он что-то прошептал Либби, и тот беспомощно прошептал что-то в ответ. Раздраженно вздохнув, Лазарус зашептал снова. Наконец он выпрямился и начал заново: – Мне двести сорок один год… как минимум, – объявил он. – Есть кто-нибудь старше? – Это была лишь пустая формальность – он знал, что старше никого нет, а сам чувствовал себя вдвое старше, чем на самом деле. – Собрание открыто, – продолжал он, и голос его разнесся над пляжем, усиленный громкоговорящими системами с шлюпок. – Кто будет председателем?
