– Привет, Хью! – поздоровался дядя. – Все исследуешь?
– Доброй еды, дядя. Исследую.
Дядя, уравновешенный и разумный человек, благодушно полюбопытствовал:
– Где же ты был? Что нашел?
Тетка молча выскользнула из комнаты и вернулась с ужином, который поставила перед племянником. Хью набросился на еду; ему и в голову не пришло поблагодарить. Он прожевал кусок, прежде чем ответить.
– Высоко. Мы добрались почти до невесомости. Мут мне чуть голову не снес.
Дядя усмехнулся:
– Ты найдешь свою смерть в этих проходах, парень. Лучше бы тебе побольше интересоваться моим делом, пока я не умер и не уступил тебе место.
На лице Хью выразилось упрямство.
– Разве вам самому не любопытно, дядя?
– Мне? Ну, я порядком успел полюбопытствовать в молодости. Я прошел весь главный проход туда и обратно. Проходил прямо сквозь Темный Сектор, где муты наступают на пятки! Видишь этот шрам?
Хью кинул рассеянный взгляд. Он видел шрам много раз и наслушался этого рассказа до тошноты. Одна вылазка в глубину Корабля – тьфу! Он хотел побывать всюду, увидеть все и понять сущность вещей. Эти верхние уровни – зачем Джордан создал их, если человеку не дозволено забираться так высоко?!
Однако он оставил свои мысли при себе и продолжил трапезу. Дядя сменил тему.
– Я собираюсь сходить к Свидетелю. Джон Блэк утверждает, что я задолжал ему трех свиней. Хочешь пойти со мной?
– Ну, нет, наверное… Хотя подождите… Я пойду.
– Тогда поспеши.
У кадетских казарм они задержались, чтобы Хью отпросился.
Свидетель жил в маленькой вонючей каюте, дверь которой выходила в Общий Зал как раз напротив казарм; там его мог видеть всякий, кому понадобится его помощь. Они застали его сидящим в дверях и ковыряющим в зубах пальцем. Ученик Свидетеля, прыщавый подросток с напряженным близоруким взглядом, сидел на корточках позади.
– Доброй еды! – сказал дядя Хью.
– И тебе доброй еды, Эдард Хойланд. Пришел по делу или просто поболтать со стариком?
– И то и другое, – дипломатично ответил дядя Хью и изложил свою проблему.
– Так? – сказал Свидетель. – Что ж – в контракте ясно сказано:
Отдал Эду Черный Джон
Десять бушелей овса.
Ожидал в уплату он
Двух грядущих поросят.
Как дозреют поросята —
Джон свою получит плату.
Подросли свиньи, Эдард Хойланд?
– Порядком, – признал дядя. – Но Блэк требует трех вместо двух.
– Передай ему – пусть чуток остынет. «Свидетель сказал свое слово». – И он засмеялся тоненьким голосом.
Потом они посплетничали пару минут, Эдард Хойланд углубился в рассказ о своих последних делах, желая удовлетворить ненасытную жажду подробностей, которую он знал за стариком. Хью сохранял пристойное молчание, пока старшие разговаривали. Однако, когда дядя собрался уходить, он произнес:
– Я останусь ненадолго, дядя.
– Э? Как хочешь. Доброй еды, Свидетель.
– Доброй еды, Эдард Хойланд.
– Я принес вам подарок, Свидетель, – сказал Хью, когда дядя отошел за пределы слышимости.
– Дай взглянуть.
Хью вытащил упаковку табака, которую предусмотрительно взял в своем шкафчике в казарме. Свидетель принял ее без благодарности и перебросил ученику, чтобы тот припрятал.
– Зайди, – пригласил Свидетель, потом обратился к ученику: – Эй, ты! Принеси кадету стул. Ну, парень, – продолжил он, когда они уселись, – расскажи мне, чем ты занимаешься.
Хью принялся рассказывать, как можно подробнее описывая приключения последнего похода, а Свидетель, не переставая, ругал его за неспособность запомнить все, что он видел.
– У вас, молодых, нет никаких способностей, – твердил он. – Никаких способностей! Даже этот тупица, – он кивнул в сторону ученика, – даже у него их нет, хоть он и в двадцать раз толковее тебя. Ты не поверишь, он и тысячи строк за день всосать не может, а надеется сесть на мое место, когда меня не станет. Да когда я был учеником, я эту тысячу строк читал про себя на сон грядущий, как колыбельную. Бурдюки вы дырявые – вот вы кто!..
Хью не спорил со стариком, но все равно пришлось долго ждать пока он выговорится. Наконец тот спросил:
– Так ты хотел задать мне вопрос, парень?
– Вроде того, Свидетель.
– Ну так задавай. Что ты мямлишь?
– Вы когда-нибудь забирались наверх так высоко, где уже нет веса?
– Я? Конечно нет. Я ведь был Свидетелем, учился своему призванию. Нужно было запомнить строки всех Свидетелей до меня, а на мальчишечьи развлечения времени не было.
– Я надеялся, что вы скажете мне, что там может быть…
– А, ну это другое дело. Я никогда туда не забирался, но во мне память стольких верхолазов, сколько ты никогда не видел. Я старый человек. Я знал отца твоего отца, а перед тем его деда. Что ты хочешь знать?
– Ну…
Что же он хочет узнать? Как задать вопрос, который был всего лишь ноющей болью у него в груди? И все же…
– Для чего это все, Свидетель? Зачем все эти уровни над нами?!
– Э? Что это ты?.. Во имя Джордана, сынок, – я Свидетель, а не ученый!
– Ну… я думал, Вы должны знать. Извините.
– А я знаю. Ответ – в Строках из «Начала».
– Я слышал их.
– Послушай еще раз. Все ответы – там, если у тебя хватит мудрости понять их. Помогай мне. Впрочем, нет – дадим возможность моему ученику проявить свои знания. Эй, ты! Строки из «Начала» – и следи за ритмом.
Ученик облизал губы и начал:
Джордан был допрежь начала; до всего
были мысли одинокие его,
И была до человека пустота,
что безжизненна, безвидна и пуста.
Породило одиночество порыв
и стремленье, путь решению открыв;
И воздета длань Создателя была,
и Корабль сплотился из Его тепла —
Протяженья добрым полнились жильем,
был хранилищ для зерна велик объем;
Переходы, всходы, двери и чулан —
для покуда не рожденных поселян.
И решил Творец, что мир уже готов
к восприятию венца Его трудов.
Человек замыслен был венцом всего,
но ключа не оказалось от него.
А ведь диким, без бразды и борозды,
он испортил бы Создателя труды.
И Всевышний Уложенья даровал —
хаос в людях ограничил и сковал.
Чтобы каждый, целям маленьким служа,
неустанно и незримо приближал
Воплощение высоких дум Творца,
чтоб порядок снизошел во все сердца.
Джордан создал для работы Экипаж
и ученых – направлять единый План.
А судьею – так решил Создатель наш —
был поставлен над народом Капитан.
То был золотой век!
Только Джордан в совершенство облачен,
а у прочих совершенства нет ни в чем:
Зависть, жадность и гордыня ищут нас,
чтоб в умах свои посеять семена.
Первым их в себе взрастил зловещий Хафф —
проклят будь, слуга гордыни и греха!
Насадив сомненье ли, безверье ли,
бунт его советы злые разожгли;
Кровь творений Божьих запятнала пол,
Капитан в Полет безвременный ушел,
и пути народа проглотила тьма…
Старик ударил мальчишку по губам тыльной стороной ладони.
