– Просторно, да? – хрипло произнес Эртц.
– Ну, так и должно было быть, – отрезал Хью, злясь на себя за то же чувство потерянности.
– Эй! – Алан осторожно выглянул из люка. – Можно спускаться? Как там?
– Давай.
Алан бесстрашно перевалился через край, оглянулся и присвистнул: «Боже мой!»
Свою первую вылазку они совершили за пятьдесят футов от корабля.
Они держались кучкой и старались не спотыкаться на странной неровной палубе. Ничего необычного не произошло, пока Алан не оторвал взгляда от земли и не обнаружил, впервые в своей жизни, что ни стен, ни потолка нет. Голова его закружилась, накатил острый приступ агорафобии; он застонал, закрыл глаза и повалился на траву.
– Какого Хаффа… – начал Эртц, озираясь, – и повалился рядом.
Хью держался из последних сил. Он упал на колени, но не позволил себе лечь на землю, лишь оперся на руку. У него все же было преимущество – он подолгу смотрел в иллюминатор, а ведь и Алан с Эртцем не были трусами.
– Алан! – пронзительно закричала его жена от двери шлюпки. – Алан! Вернись!
Алан приоткрыл один глаз, сфокусировал зрение на корабле и снова припал к земле.
– Алан! – скомандовал Хью. – Прекрати! Садись.
Тот сел с видом человека, которому нечего больше терять.
– Открой глаза!
Алан осторожно подчинился, но снова поспешно закрыл их.
– Посиди спокойно, и все пройдет, – добавил Хью. – Я уже в порядке.
В подтверждение своих слов он поднялся на ноги. Голова еще кружилась, но он справился. Эртц тоже сел.
Солнце пересекло уже немалую часть неба, времени прошло столько, что и упитанный человек успел бы проголодаться, – а они уже давно не ели досыта. Даже женщины вышли наружу, – точнее, их вытолкали. Они не решались отойти от корабля и сидели тесной кучкой. Однако мужская половина уже освоилась ходить поодиночке даже в открытых местах. Алану было теперь нипочем отойти и на пятьдесят ярдов от корабля, что он с гордостью проделал несколько раз на виду у женщин.
В одну из таких вылазок он заметил маленького зверька, чье любопытство пересилило осторожность. Нож Алана остановил его. Алан подобрался к нему, схватил добычу за ногу и гордо принес Хью.
– Посмотри, Хью! Добрая еда!
Хью посмотрел одобрительно. Его первый непонятный страх прошел. Теперь его переполняло теплое глубокое чувство обретенного дома. Это было хорошим предзнаменованием.
– Да, – согласился он. – Добрая еда. Отныне и навсегда, Алан, добрая еда.
Комментарий
Поскольку Хайнлайн написал «Вселенную» в виде повести, вторая часть истории должна была содержать тему всего короткого романа, состоящего из двух повестей: конфликт приобретенного опыта и ортодоксальности общепринятой мудрости. Он назвал ее «Здравый смысл», поскольку именно этими словами ограниченные и закосневшие мозги требовали называть свою ортодоксальность. «Здравый смысл» вечно ошибается.
Первоначально Хайнлайн хотел завершить историю тем, что Хью Хойланд окончательно возвращается к здравомыслящей мудрости своего племени и с радостью отправляет в конвертер своего наставника, двуглавого мутанта Джо-Джима
[51]. Но затем сюжетное чутье в нем возобладало. Даже если истина болезненна, в конечном итоге именно она превалирует над царствующей ортодоксией. Мутант Джо-Джим, «презираемый и отвергнутый людьми», открыл Хью Хойланду истину, которая должна была сделать его свободным, и свободный Хью Хойланд привел отряд Гедеона
[52], отобранный среди экипажа корабля, к посадке на неизведанную планету.
Группа Хью Хойланда еще раз появляется в продолжении «Истории будущего», когда Лазарус Лонг в романе «Достаточно времени для любви» вспоминает, как он пытается вступить в контакт с группой высокоинтеллектуальных дикарей, потомков Хойланда. А здравомысляще-невежественные ортодоксы в своей карманной вселенной погрузились в вечную ночь, потерянные даже для истории будущего.
Тридцать лет, до тех пор, пока Хайнлайн не продолжил «Историю будущего» романом «Достаточно времени для любви», «Вселенная» и «Здравый смысл» оставались последними в «Истории будущего». И в этом качестве они должны были объединиться в одну книгу в финальном, пятом томе «Истории», которую намеревалась выпустить «Shasta». Когда проект «Shasta» пошел ко дну, эти перспективы потонули вместе с ним. Лишь в 1963 году Голланц собрал две новеллы под одной обложкой (для чего Хайнлайн слегка переработал несколько предложений) и опубликовал под названием «Гражданин Галактики». На этом «История будущего» была окончательно завершена и выпущена в твердом переплете (как раз вовремя, чтобы начать задумываться над тем, чтобы собрать весь цикл в один том). Новый издатель Хайнлайна, «GP Putnam’s Sons», выпустил американское издание «Гражданина Галактики» как раз в тот момент, когда в «Putnam’s» начались переговоры о «гигантском» омнибусе «Истории будущего». Но права на «Детей Мафусаила» (1958) все еще оставались у «Gnome Press», и потому проект был отложен. Когда права истекли, «Дети Мафусаила» были включены в омнибус «The Past Through Tomorrow» («Прошлое через завтра») (1967), однако при этом «Putnam’s» по-прежнему продавал «Гражданина Галактики» отдельным изданием, и эти повести не вошли в омнибус.
Впервые «История будущего» была напечатана целиком в одной издательской серии только в многотомнике от «Virginia Edition».
Заметки об истории будущего
Я никогда не «создавал» и не «изобретал» историю будущего. В первый день апреля 1939 года (подходящая дата?) я начал писать на коммерческой основе; к середине августа я написал восемь коротких рассказов и один длинный. Поскольку пять из них происходили на более или менее одном и том же вымышленном фоне, я обнаружил, что мне постоянно приходится сверяться между ними, чтобы не споткнуться о свои собственные ноги.
Поэтому я взял старую навигационную карту размером три на четыре примерно фута, перевернул ее тыльной стороной, отметил вертикальную шкалу времени, затем добавил пять столбцов: произведения, персонажи, технические данные, социологические сведения и комментарии. Затем я проверил свои первые пять рассказов, занес данные в соответствующие столбцы на нужной высоте для вымышленных дат – а позднее проделывал то же самое с новыми рассказами. Диаграмма всегда была у меня под рукой, справа от меня на стене, и вид имела весьма непрезентабельный, потому что, когда нужно было что-то в нее добавить, я не снимал ее со стены, а просто протягивал руку и царапал на ней как попало.
