– Как мне сейчас указал доктор Новак, – заявил он чуть менее самоуверенным голосом, – нет нужды подвергать нашу аудиторию действию пролога, так как вас не нужно переориентировать. Однако сам фильм в сочетании с техникой подготовки, а в некоторых случаях, возможно, легкой дозой гипнотического препарата, способен задать оптимальные политические настроения у восьмидесяти трех процентов населения. Это было убедительно продемонстрировано на тестовой группе. Сам же фильм является плодом нескольких лет работы аналитиков, основанной на изучении докладов об обращении всех – в том числе, разумеется, всех в этой аудитории, – кто присоединился к нашей организации, пока она оставалась в подполье. Нерелевантное было отброшено, существенное подвергнуто абстрагированию, и то, что в результате получилось, должно превратить преданного последователя Пророка в свободного человека. Естественно, при условии, что он получит порцию воздействия в момент, когда к этому подготовлен.
Вот зачем им понадобилось, чтобы каждый из нас обнажал перед ними свою душу! Что ж, мне это показалось логичным. Видит Бог, мы сидели на бомбе с тикающим механизмом – и мы не могли себе позволить дожидаться того сладостного момента, когда все олухи втюрятся в прекрасных диаконисс и потому у них раскроются глаза, у нас не было на это времени.
В дальнем конце зала поднялся незнакомый пожилой мужчина, похожий на портреты Марка Твена, причем сердитого Марка Твена.
– Господин председатель!
– Я вас слушаю, камрад. Назовите свое имя и округ.
– Вы знаете, как меня зовут, Новак, – Уинтерс из Вермонта. Вы одобрили эту схему?
– Нет, – просто сказал Новак.
– Но он – один из ваших мальчиков.
– Он свободный гражданин. Я курировал производство фильма и исследования, на основе которых он создан. Использование непрямой техники внушения было предложено исследовательской группой, которой он руководил. Я не одобрил это предложение, но согласился на демонстрацию фильма в вашей аудитории. И я повторяю: он свободный гражданин и имеет право высказываться так же, как и вы все.
– Можно тогда я выскажу свою точку зрения?
– Разумеется.
Пожилой мужчина приосанился и словно наполнился воздухом.
– Джентльмены… леди… камрады! Я в этом движении состою уже сорок лет, куда дольше, чем этот щенок прожил на свете. У меня есть брат, такой же хороший человек, как и я, но мы с ним не разговаривали много лет, потому что он искренне предан установленной вере и подозревает меня в ереси. И вот теперь этот высоколобый щенок включает свои блуждающие огни, чтобы «натаскать» моего брата и сделать его «политически благонадежным».
Он перевел дыхание и продолжал:
– Свободного человека не надо «натаскивать». Свободные люди свободны потому, что они упрямы и несговорчивы и предпочитают приходить к собственным умозаключениям и предрассудкам своим собственным путем, без чужой помощи и не желают, чтобы их кормили с чайной ложечки самозваные промыватели мозгов! Мы сражались, а наши братья истекали кровью и умирали совсем не для того, чтобы сменить хозяев, какими бы замечательными ни были мотивы и побуждения новых господ. И я должен сказать, что мы с вами попали в яму, в которой сидим, именно усердием этих умоломов. Годами они учились тому, как оседлать человека и скакать на нем верхом. Они начали с рекламы и пропаганды и тому подобного и дошли до того момента, когда простое честное жульничество, к которому прибегает любой коммивояжер или бродячий торговец, превратилось в математическую науку, против которой у обычного человека нет ни одного шанса. – Он указал пальцем на Стоукса. – Я уверяю вас, что американский гражданин не нуждается в защите от чего бы то ни было, за исключением таких типов, как этот!
– Это глупо! – раздраженно воскликнул Стоукс. – Нельзя давать детям играть со взрывчаткой. А право голоса в нынешних условиях – это она и есть!
– Американцы – не дети!
– Они именно дети! По крайней мере, большинство.
Уинтерс окинул взглядом аудиторию:
– Вы видите, что я имел в виду, друзья? Он уже готов взять на себя роль Господа, точно как наш Пророк. А я на это говорю: дайте им свободу, дайте им четкие права свободных людей и детей Божьих. Если они снова все испортят, это будут их проблемы – но мы не имеем права залезать к ним в мозги.
Он замолчал и снова попытался отдышаться. Стоукс смотрел на него, не скрывая презрительной усмешки.
– Мы не можем сделать этот мир безопасным ни для себя, ни для наших детей, – закончил Уинтерс, – но Господь и не уполномочивал нас на это.
Новак тихо спросил:
– Вы закончили, мистер Уинтерс?
– Да, у меня все.
– Вы тоже уже высказались, Стоукс. Садитесь.
Мне пора было убегать – так что я выскользнул из зала и не увидел драматического финала этого спора: я не успел отойти от зала и ста шагов, как старый мистер Уинтерс упал замертво в тот момент, когда я выходил из здания.
Новак не позволил прерывать заседания. Оно приняло две резолюции: что ни один гражданин не может быть подвергнут гипнозу либо иному психологическому воздействию без его письменного на то согласия и что на первых свободных выборах право голоса не будет определяться по результатам каких-либо религиозных или политических тестов.
Я так и не знаю, кто был прав в том споре. В последующие несколько недель мы бы чувствовали себя куда спокойней и уверенней, если бы были убеждены, что народ твердо нас поддерживает. Пока мы лишь были временными правителями страны и по ночам не осмеливались выходить на улицу в униформе меньше чем вшестером.
О да, теперь у нас появилась униформа – по комплекту на каждого. Ее шили из самой дешевой ткани в стандартных армейских размерах: слишком большой и слишком маленький – мне мой мундир был мал. По мере того как мундиры поступали через канадскую границу, мы спешили одеть в них армию – белые повязки на руке уже никого не удовлетворяли.
Помимо наших простеньких серо-голубых комбезов можно было увидеть иностранные мундиры добровольческих бригад, прибывших из-за рубежа, и причудливые одеяния коренных американцев. Мормонские батальоны надели тоги и отрастили бороды. Они шли в бой, распевая давным-давно запрещенный гимн: «Вперед, вперед, святые люди!» С тех пор как мормоны получили обратно их чтимый Храм, штат Юта, центр мормонов, стал самым надежным штатом среди тех, в которых мы установили контроль. Была своя униформа и у католического легиона, и это было полезно, потому что мало кто из них говорил по-английски. Солдаты христианского движения также носили совсем иные мундиры, и это было понятно, потому что они оказались соперниками нашего братства уже в подполье и не одобряли нашего выступления, полагая, что следовало подождать еще. Наконец, армия Иеговы, набранная в резервациях париев на северо-западе и усиленная добровольцами со всего мира, носила мундиры, которые можно описать лишь одним словом: «эксцентричные».
