Радар во Дворце был в полном порядке: вокруг нас рвались снаряды. Прямых попаданий в наш крейсер еще не было, но мы чувствовали, как он вздрагивал, когда снаряды взрывались совсем рядом. Новости с других крейсеров были невеселыми: Пенойер сообщил, что «Мученик» получил прямое попадание – снаряд разворотил машинное отделение по правому борту. Капитан крейсера пытался переключить трансмиссию и вдвое уменьшить скорость, но передачу заклинило, и от «Мученика» было мало толку. Орудие «Архангела» перегрелось, он оставался в строю, но боеспособность машины упала до нуля, пока капитан не приведет ее в чувство.
Хаксли приказал перестроиться по плану «Е» – по этому плану машины постоянно меняли скорость и курс движения, на первый взгляд, случайным образом. Но на самом деле все элементы движения были тщательно спланированы, чтобы избежать столкновений между кораблями. Он был рассчитан на то, чтобы снизить эффективность вражеского огня.
В 16:11 Хаксли приказал бомбардировщикам вернуться на базу. Мы были в пределах города, и стены Дворца были так близко, что мы могли пострадать от собственных бомб.
В 16:17 в наш корабль попал снаряд. Верхний кожух протектора левого борта разорвало, основание орудийной башни было повреждено, и турель больше не вращалась, боевую рубку вскрыло вдоль задней части по всей длине, пилот был убит на месте.
Я помог психооператору надеть противогазы на телепатов. Хаксли поднялся с пола, надел свой шлем и изучил схему управления боем. Картинка на ней застыла, когда в нас попал снаряд.
– Мимо нас через три минуты пройдет «Благословение». Передай, чтобы они снизили скорость до минимума, прошли вдоль правого борта и подобрали нас. Передай Пенойеру, что я переношу флаг на «Благословение».
Мы перешли на другой крейсер без потерь, всей командой – Хаксли, я, психооператор и его телепаты. Лишь один из телепатов был убит и остался на крейсере – в него попал осколок снаряда. Еще одна телепатка вошла в глубокий транс, и мы вынуждены были оставить ее в вышедшей из строя машине, что было куда безопасней, чем эвакуировать женщину в пекло боя.
Я забрал с собой вырванный из схемы управления боем график перемещения кораблей по плану «Е». Нам приходилось довольствоваться только этим, потому что мы не могли перенести весь агрегат, да и отремонтировать его своими силами было невозможно. Хаксли изучил карту.
– Мне нужна полная командная сеть, Джон, – сказал генерал. – Я планирую атаковать в ближайшее время.
Я помог психооператору перенастроить схемы связи. Отказавшись от связи с «Мучеником» и подключившись к вспомогательным машинам Пенойера по схеме «ретрансляция по цепочке», мы смогли обойтись без двух потерянных телепатов. Теперь все поддерживали по четыре линии связи, кроме мальчика, который держал пять, и девушки с кашлем, которая оперировала сразу шестью. Психооператор волновался, но другого варианта у нас не было.
Закончив передавать приказания крейсерам, я обернулся к генералу. Хаксли сидел в кресле, и сначала мне показалось, что он глубоко задумался, потом я понял, что он потерял сознание. Однако все было гораздо хуже, когда я попытался привести его в чувство и не смог; я заметил, что по ножке кресла стекает кровь и капает на пол. Я осторожно наклонил его и увидел: у самого позвоночника торчал вошедший между ребер осколок.
Кто-то теребил меня за рукав, это был психооператор:
– Пенойер докладывает, что выйдет на дистанцию атаки через четыре минуты. Он запрашивает разрешение на переход к боевому построению и просит сообщить время исполнения.
Хаксли вышел из строя. Живой или мертвый, он в этом бою уже не участвовал. По всем правилам командование переходило к Пенойеру, и я должен был немедленно его известить. Но каждая секунда была на счету, а передача флага потребовала бы радикально перестроить всю сеть связи. У Пенойера на борту было всего три телепата, они физически не могли выполнить такую задачу.
Что мне оставалось делать? Передать командование командиру «Благословения»? Я знал его – он был флегматичный, лишенный воображения, скорее стрелок, чем офицер. Он даже не заглядывал в рубку, а управлял артиллерийским огнем из орудийной башни. Если я позову его, пройдет несколько минут, прежде чем он вникнет в ситуацию – а затем отдаст неверные приказы.
Без Хаксли мой авторитет ничего не стоил. Я был свежеиспеченным полковником, вчерашним майором, а если говорить честно, все еще оставался легатом, денщиком при генерале Хаксли. Что мне было делать? Передать командование Пенойеру и проиграть битву, но при этом точно соблюсти протокол? Что сделал бы Хаксли, если бы мог принимать решения?
Мне казалось, что я размышляю целый час. В действительности хронометр показал, что прошло всего тринадцать секунд между сообщением Пенойера и моим ответом.
«Через шесть минут начинаем последний этап штурма. Приступайте к перестройке крыла соответственно плану».
Передав приказ, я вызвал к генералу санитаров.
Я перестроил правое крыло в боевой порядок и отдал приказ «Колеснице»:
«Подплан „Д“. Покиньте строй и приступайте к исполнению приказа».
Психотехник с беспокойством посмотрел на меня, но передал приказ.
Согласно подплану «Д» пятьсот легких пехотинцев должны были проникнуть во Дворец по подземному ходу, который связывал подвал универмага с комнатой Ложи. В комнате Ложи десантники должны были разделиться повзводно и следовать к намеченным целям. У всех штурмовых групп планы Дворца были отпечатаны в мозгу. Все пятьсот десантников прошли специальную подготовку и знали, куда идти и что делать.
Многие из них погибнут, но они создадут столь нужную нам в момент атаки панику в стане противника. Их обучал Зеб, а теперь он был их командиром.
Мы были готовы.
«Всем подразделениям! Приготовиться к атаке. Правое крыло – правый бастион, левое крыло – левый бастион. Двигаться зигзагом на полной скорости до выхода на дистанцию броска. Затем разворот для максимальной концентрации огня, один залп – и штурм. Приготовиться к исполнению. Подтвердить получение приказа».
С крейсеров поступали подтверждения. Я смотрел на свой хронометр и готовился отдать приказ атаковать, когда мальчик-телепат вдруг замолчал посреди доклада и потряс головой. Техник схватил его за запястье и попытался измерить пульс, но мальчик оттолкнул его.
– Это кто-то новый, – сказал он. – Я плохо его понимаю. – И он заговорил нараспев: – Мастер Ложи Питер ван Эйк – главнокомандующему. Ударьте всеми силами по центральному бастиону. Мы ударим с другой стороны.
– Почему центр? – спросил я.
– Он поврежден сильнее всего.
Если сказанное правда, то это может решить все дело. Но я имел основание не доверять. Если они выследили ван Эйка, то это ловушка. И я не представлял, как он, находясь на своей позиции, в разгар боя ухитрился со мной связаться.
– Скажите пароль! – сказал я.
– Нет уж, сами скажите!
