– Похоже, этой малолетней пройдохе удалось втемяшить в тебя кое-какие из своих убеждений?
– Нет. Не совсем. Я делаю это ради самого себя. Мне это необходимо. Слушай, Линялый, что ты знаешь об этом оружии? У них действительно есть что-то, чем можно угрожать Штатам?
– Боюсь, да, – ответил Мэйги, – я знаю об этом очень мало, но вроде бы бластеры по сравнению с ним – просто ерунда. Дальность у него куда больше. Не знаю, что они собираются делать с Барьером, но сам видел – еще до того, как меня замели, – что они тянут к нему линии электропередач. Послушай, если тебе действительно удастся выбраться отсюда, найди там одного парня, он может пригодиться. Обязательно его разыщи. – Мэйги что-то нацарапал на клочке бумаги, сложил его и отдал Дейву. Тот не глядя сунул листок в карман.
– Линялый, – спросил Дейв, – как охраняются Врата?
– Через Врата не пройдешь, это точно. Вот что тебе надо сделать… – Мэйги оторвал еще один листок и начал на нем что-то чертить, одновременно давая пояснения.
Перед тем как уйти, Дейв крепко пожал Мэйги руку:
– Попрощайся тут за меня, ладно? И поблагодари Доктора. Мне лучше уйти, пока они еще спят.
– Конечно, малыш, – ответил Мэйги.
Маккиннон, скорчившись, сидел за кустом и осторожно следил за группой Ангелов, входивших в свою суровую и, честно говоря, довольно безобразную церковь. Он сидел и дрожал от боязни, что его обнаружат, и от холодного утреннего ветра. Однако нужда пересилила чувство страха. У этих фанатиков была пища, он должен был ее получить.
Первые два дня после ухода из дома Доктора прошли сравнительно легко. Правда, он успел простудиться, ночуя на холодной земле. Простуда засела в бронхах и здорово мешала идти. Но сейчас это не имело значения, надо было только держаться, чтобы не выдать себя, закашлявшись или чихнув, пока верующие не скроются в храме. Он смотрел, как они проходят – суровые мужчины, женщины в юбках, подметающие подолами дорогу, с лицами, изрезанными морщинами и наполовину скрытыми платками, заморенные работой и многочисленными детьми. Свет давно исчез из их лиц. Даже ребятишки смотрели угрюмо.
Последний из прихожан скрылся за воротами храма, один пономарь продолжал заниматься во дворе какими-то своими непонятными делами. Прошло еще несколько минут, показавшихся Маккиннону бесконечными, – все это время ему приходилось прижимать пальцем верхнюю губу, чтобы удержаться от чиха, пока пономарь наконец не вошел в мрачное здание и не закрыл за собой дверь.
Тогда Маккиннон выбрался из своего убежища и помчался к дому, который наметил заранее. Дом стоял на краю расчистки и от церкви был дальше других.
Собака поначалу вела себя настороженно, но он ее успокоил. Дом был заперт, однако задняя дверь легко ему поддалась. У него голова закружилась, когда он увидел пищу – черствый хлеб и твердое пресное масло, приготовленное из козьего молока.
Из-за неверного шага, сделанного два дня назад, ему пришлось выкупаться в холодном горном ручье. Ничего страшного в этом не было, но вскоре Дейв обнаружил, что все питательные таблетки размокли и превратились в месиво. Он, конечно, питался ими весь день, но к вечеру они заплесневели, и таблетки пришлось выбросить.
Хлеба ему хватило на три ночевки, но масло скоро растаяло, и нести его дальше было нельзя. Он пропитал им, как мог, зачерствевший хлеб, а остальное просто слизал с пальцев языком. Потом его долго мучила жажда.
Через несколько часов после того, как Дейв съел последнюю крошку украденного хлеба, он достиг первой своей цели – главной реки, в которую впадали все остальные реки Ковентри. Где-то ниже по течению она уходила под Барьер, а потом текла в океан. Врата были закрыты и охранялись, и река оставалась единственной дорогой для бегства, открытой одинокому храбрецу.
Но сейчас для него это была просто вода. Дейва мучила жажда, простуда у него еще не прошла. Однако, чтобы напиться, придется ждать темноты: вдали на берегу были люди, некоторые, как ему показалось, носили форму. Один из них привязывал к причалу легкое каноэ. На каноэ Маккиннон сразу же положил глаз и ревниво следил за ним, уже считая своей собственностью. Суденышко все еще стояло на месте, когда наступили сумерки.
Первый луч солнца защекотал в носу, и Маккиннон чихнул. Он проснулся мгновенно, поднял голову и осмотрелся. Каноэ, которое он украл, плыло посередине реки. Весел не было. Он никак не мог вспомнить – были они вообще или нет? Течение быстро несло лодку вперед. Похоже, при такой скорости он мог добраться до Барьера и за ночь. А может, он уже за Барьером? Нет, этого просто не может быть.
И тут он увидел Барьер – всего лишь в миле от него, – черный и зловещий. И все же это было самое приятное зрелище из всех, что попадались ему в пути за последние дни. Маккиннон был слишком слаб, его лихорадило: болезнь еще не прошла, поэтому не было сил радоваться, но от одного вида Барьера решимость его окрепла – она-то и заставляла все это время, не останавливаясь, идти вперед.
Маленькое суденышко царапнуло днищем песок. Течение в излучине пригнало каноэ к берегу. Дейв с трудом вылез из лодки: мышцы затекли, суставы отчаянно ныли. Он вытащил нос лодки на песок. Потом передумал и изо всех сил, которые у него еще оставались, отпихнул ее от берега. Он долго смотрел, как челнок исчезает за поворотом: лодка – это улика, и не стоит отмечать место высадки.
Большую часть дня он проспал; проснулся всего лишь раз, чтобы уползти с солнцепека, когда стало слишком жарко. Но солнце выгнало холод, скопившийся у него в костях, и он почувствовал себя много лучше.
Хотя Барьер был от Дейва примерно в миле, ему понадобилась большая часть ночи, чтобы, следуя извивам реки, до него добраться. О том, что Барьер близко, он узнал по столбам пара, поднимавшимся над водой. Когда солнце взошло, Маккиннон принялся думать, что делать дальше. Барьер пересекал реку поперек, но место, где он сходился с водой, было скрыто за облаками пара. Где-то под поверхностью – но как глубоко, он не знал – Барьер кончался. И его нижний край, приходя в соприкосновение с водой, заставлял реку кипеть.
Медленно, неохотно и без всякого героизма Маккиннон начал стаскивать с себя одежду. Время действовать наступило, но он не испытывал радости. На глаза попался обрывок бумаги, тот, что дал ему Мэйги; Дейв решил посмотреть, что там написано. Но купание в горной речке превратило бумагу в кашу, и прочесть ее было нельзя. Впрочем, сейчас ему все уже казалось неважным.
Тело его охватила крупная дрожь, хотя солнце грело по-прежнему. А потом думать стало уже и вовсе не о чем – на том берегу появился патруль.
Может, они заметили его; может – нет. Он нырнул.
…Глубже, глубже, насколько хватает сил, еще глубже, и попробуй достать до дна, лишь тогда можно быть уверенным, что ты опустился ниже этого жгучего смертельного основания Барьера… вот уже пальцы коснулись ила… теперь поднырни под Барьер… может, это тоже смертельно, как и попытка перелететь его сверху… скоро ты это узнаешь… и в какую сторону плыть?.. тут ведь нет указателей…
