Маркиз, точно следуя собственным мыслям, сказал:
— Вы говорили, что ваш отец безрассудно отдавался азартным играм. А ведь если бы он выиграл, у вас было бы совершенно другое отношение и к играм, и к выигрышам.
Он произнес это так, будто хотел в чем-то обвинить Идону. Она ответила:
— Дело не в том, кто выиграл. Просто я считаю, что нельзя ставить на карту все и вся.
— Вы говорите это из ханжества?
— Но я действительно думаю, что это противоречит здравому смыслу, — ответила она. — Вы можете себе позволить потерять пятьдесят тысяч фунтов, хотя, полагаю, ими можно гораздо лучше распорядиться. Но папа не имел права рисковать абсолютно всем.
Ее голос дрогнул на последнем слове, и она повернулась к окну, чтобы маркиз не увидел ее повлажневшие глаза.
Маркиз пересек комнату и встал у нее за спиной.
— Никто из нас, какой бы умный ни был, не способен повернуть часы назад. Что случилось, то случилось, и сейчас надо искать из создавшегося положения самый лучший выход для вас, — сказал маркиз.
— Ну, может, я смогу жить в каком-нибудь другом доме в имении? Тогда ни у кого не будет оснований интересоваться мною.
— Да похоже, что и сейчас вами мало кто интересуется, — заметил маркиз.
Она подумала, что он намеренно так груб с ней, и напряженно проговорила:
— Да, у меня никогда не было много друзей, но меня любили родители, и это самое главное. И я… вполне довольна!..
Идона говорила горячо, потому что ей казалось: маркиз смеется над ней. Она добавила:
— Мне кажется, вы стараетесь меня убедить, что я беспомощна и неумела, но, может, когда-нибудь, милорд, я вас удивлю.
— Да вы меня уже удивили, — ответил он. — Никогда раньше не встречал женщину, которая так ловко обращается с оружием. У вас к тому же молниеносная реакция.
— Да, и все же мне неприятно сознавать, что я убила человека, пусть даже разбойника, — сказала Идона.
— Весьма похвально!
Перехватив его насмешливый взгляд, Идона почувствовала, что ненависть к этому человеку охватила ее с новой силой.
Она отвернулась от маркиза, понимая, что каким-то непонятным образом ему удается читать ее мысли.
— Ну, а сейчас послушайте о планах относительно вас.
Идона напряглась, продолжая смотреть в окно, как солнце опускается за древние дубы.
— Поскольку вы теперь моя собственность и моя подопечная, я увезу вас в Лондон и дам возможность посмотреть на жизнь общества, которое вы намерены презирать.
Идоне показалось — она ослышалась.
Она повернулась к нему и удивленно посмотрела.
— Что? Что вы сказали?..
— Вы уже слышали. Я введу вас в свет, а потом уже все будет зависеть только от вас — утонете вы или выплывете.
— А как я могу… как это возможно…
— Да очень просто. Вас станет опекать моя бабушка, и поскольку она скучает, как и я, уверен, ее это немного развлечет.
Идона вздохнула:
— Нет, нет, конечно, нет! Как я могу согласиться на такое абсурдное, такое смешное предложение? Я была бы очень тронута таким предложением, если бы не понимала, что вы просто смеетесь надо мной. Вы рассчитываете, что по неопытности я совершу много промахов и ошибок и тем самым дам вам повод посмеяться надо мной.
Маркиз криво усмехнулся:
— Вы навыдумывали такого, чего я вовсе не имел в виду. Просто, я полагаю, вам стоит занять место в обществе, достойное ваших родителей.
— Но каким образом? — сердито спросила Идона. — Мне нужны платья, на которые у меня нет денег, и масса других дорогих вещей, которые я просто не в состоянии перечислить, поскольку не слишком разбираюсь в этом.
Лишь после того как Идона это сказала, она увидела улыбку на губах маркиза и вспомнила Клэрис Клермонт, выпрашивающую у него рубиновое ожерелье и браслет.
Девушка вскрикнула:
— Нет! Как вообще вы могли допустить, что я пойду на то, чтобы быть вам обязанной за платья и все остальное!
И, прежде чем он успел ответить, она добавила:
— Папа потерял все, но не гордость! И именно она позволила ему умереть, смеясь над теми, кто стал бы потом выражать ему сочувствие. И у меня есть гордость, милорд, вы не вправе у меня отнять ее!
— К сожалению, мисс Овертон, гордость — вещь несъедобная. И я думаю, невелика разница между тем, что я плачу за еду, которой вы питаетесь, и одежду, которой вы прикрываете наготу.
Идона обескураженно смотрела на маркиза, не в силах произнести ни слова.
Потом отвернулась к окну — с единственным желанием: избавиться от него, убежать подальше, на край света, чтобы он никогда не отыскал ее!
Да, надо просто оседлать Меркурия и ускакать далеко, а там — пока неизвестно каким образом, — попытаться выжить.
Маркиз прервал ее панические размышления.
— Ну это будет слишком глупо, уверяю вас. Мне придется послать людей с Боу-стрит
[2]
на поиски. И будьте уверены: они найдут вас и вернут.
Снова он прочитал ее мысли. И не совсем придя в себя от изумления, Идона слабым голосом, как будто жизнь покинула ее, спросила:
— А что я… могу сделать?
— Вы должны делать то, что вам говорят, — сказал маркиз. — Я знаю, как будет лучше для вас. Вот и все.
Он помолчал и добавил:
— И не вздумайте меня ослушаться. Я же, в свою очередь, обещаю: слуги, конюхи — словом, все, кто живет здесь, будут обеспечены, как вы просили.
Идона повернулась к нему с сияющими глазами.
— Правда? — спросила она. — Действительно так и будет?
— Я всегда говорю правду, — ответил маркиз. — И если я даю слово, я ожидаю, что и вы сдержите свое.
Идона смотрела на него и думала: как сделать так, чтобы он отказался от своих планов на ее счет.
Потом, увидев выражение его глаз, прямую линию губ, квадратный подбородок, Идона поняла, что сколько бы она его ни умоляла, даже на коленях, он все равно поступит по-своему. Еле слышно она спросила:
— Я дам вам… слово. Но зачем вы это делаете?..
— А вы уже ответили на этот вопрос. Мне будет забавно наблюдать за вашим поведением в большом мире, куда вы попадете из этого древнего, обветшалого дома.
И тогда, не в силах сдержаться, она с рыданиями выбежала из комнаты.
