Сколько осталось Храмову.
Что будет со мной после его смерти…
Животрепещущие вопросы, в том числе и для меня. Жаль, ответов нет.
Наконец, пробил полдень. Люди замолчали, в ожидании зрелища, развернулись к нам…
Два лакея подскочили к Сергею Никодимовичу, помогли подняться на ноги, поддержали, служанка с поклоном вынесла ребенка…
– Сим утверждаю, что это мой сын, плоть от плоти, кровь от крови. Его имя – Андрей Сергеевич Храмов. Прошу всех быть свидетелями.
– Свидетельствуем, – отозвались люди.
– Мой сын, от моей супруги, назначается и моим наследником, а моя жена будет его опекать, пока ему не исполнится двадцать лет.
– Свидетельствуем.
Демидов тоже здесь, смотрит недовольно и зло. И плевать на него три раза.
– Если кто-то знает нечто опровергающее мои слова – пусть скажет здесь и сейчас, в противном случае я прошу подтверждения по людским и Божьим законам.
Епископ Амвросий, который специально приехал ради этого аж за сто пятьдесят километров, медленно склонил голову, показывая, что все серьезно.
Фактически, сейчас Храмов передавал меня и сына под две опеки.
Государя – и церкви.
В текущих координатах это значило, что я не выйду замуж без двойного согласия и благословения. Если тот же Демидов захочет меня подмять, ему придется заплатить в две инстанции.
Не просто главе юрта, нет.
Ему придется договариваться с церковью, что недешево (Храмов отдал им рудник, и не самый бедный) и с его величеством. При таком раскладе выйти замуж мне будет не сложно, а невероятно сложно.
Ну и пусть.
Вот уж куда я не рвусь, так это в кабалу. Не хочу, не буду…
Здесь женщина становится собственностью мужа, а надеяться, что тебе хороший хозяин попадется? Увольте меня от подобных глупостей.
Благословение было дано и получено, церемония подошла к концу. Все принялись поздравлять нас.
Сергей Никодимович медленно опустился в кресло. Я внимательно следила за ним.
Плохо ему последнее время, очень плохо.
Ребенок занял свое место у меня на руках.
Я так и не поняла, в какую секунду все изменилось.
По лицу Храмова вдруг разлилась зеленоватая бледность, дыхание вырвалось из груди с каким-то непонятным всхлипом…
Стукнула о паркет выпущенная из пальцев трость.
Голова мужа запрокинулась назад, словно последнее усилие стоило ему жизни.
Словно?
И в мертвенной, упавшей на комнату тишине, кто-то тихо прошептал:
– Преставился…
* * *
Я не стала бросаться к телу.
Не стала рыдать или изображать скорбь – у меня на руках был ребенок. Неудобно по чисто техническим причинам, знаете ли.
Вместо этого я кивнула лакею, который столбом замер рядом с моим стулом.
– Лекаря!
Словно заклятье с человека спало – метнулся, что есть сил. Благо, два лекаря из трех пока еще оставались в нашем доме – наблюдали за мной и за ребенком. Долго звать и искать не пришлось. Через пять минут один из врачей вбежал в гостиную, склонился над телом.
– Мертв.
Я и не сомневалась.
И люди как отмерли.
Заговорили, зашумели… еще бы! Такое событие!
На сто лет обсасывать хватит!
Демидов, видя, что всем не до меня, сделал шаг, другой, приблизился почти вплотную…
– Очень вовремя умер ваш супруг, правда, Машенька?
Не знаю, на что рассчитывал сей образчик сколопендры, я просто пожала плечами нарочито небрежным жестом.
– Вовремя. Осталось только узнать – для кого именно?
Демидов аж подавился заготовленной порцией яда.
А и правда – для кого? Мне-то все равно, меня бы устроило, если бы Храмов еще год прожил. А Демидова?
И негодяй сделал шаг назад. Отступаю, но не сдаюсь. Непобежденный и недодавленный.
Ладно, дайте только время. Мы еще разберемся, кто тут есть кто! И есть ли хоть слово истины в гнусном намеке?
Не хотелось признаваться даже самой себе, но…
Если бы Храмов не успел признать ребенка, мое положение было куда как более шатким. Если был убийца…
Я кивнула лакею, и тот подозвал ко мне врача.
– Нельзя ли обеспечить расследование?
Говорила я не слишком тихо, и мои слова слышали все присутствующие. Кто-то отшатнулся назад, кто-то, как епископ, наоборот, сделал шаг вперед.
– Расследование, дочь моя?
– Сергей Владимирович подал мне хорошую идею, – не стала скрывать я. – Мой супруг скончался слишком… он едва успел признать сына и взять его на руки. А если бы не успел?
Такие намеки церковный иерарх ловил на лету.
– Дочь моя, я обещаю взять это дело под свой личный контроль.
Я благодарно улыбнулась.
– Верю, ваше преосвященство, вы не оставите нас своей милостью.
Не знаю, что покажет вскрытие, но рисковать я не буду. Промолчи сейчас – и тебя сожрут потом. В очень скором будущем.
Нет уж!
Моя репутация должна быть крепче и прозрачнее алмаза!
* * *
Вечер я коротала в компании Вани, Пети и двоих детей. Один из них лежал в колыбели, второй активно ползал по полу и пытался попробовать на вкус все, что попадало к нему в руки. Особого внимания удостаивалась одна из погремушек – деревянная. Зубки, что ли, чешутся?
– Что теперь будет? – тихо спросил Ваня. Днем у нас как-то времени поговорить и не было.
– Похороны.
– А…
– Расследование, безусловно. А потом похороны.
– Думаешь, губернатора действительно…
– Вряд ли. Но пусть ни у кого не останется подозрений.
Ваня задумчиво кивнул.
– А если окажется, что – да?
– Я этого точно не делала. А остальные… ты виноват?
– Нет.
– Петя?
– Машка, хватит глупости говорить!
Я фыркнула. Подобное обращение значило, что брата я крепко вывела из себя. И никак иначе.
– Лучше говорить, чем делать. Ты меня понял? В этой комнате собраны все люди, которые дороги мне, вот они меня и волнуют. А остальные…
– Арина?
Я осеклась на полуслове.
– Ваня, если бы я знала, где она!
О сестричке не было ни слуху, ни духу. Храмов нанял нескольких сыщиков, но найти дуреху не получалось. Она словно сквозь землю провалилась.
