Нет уж, господа рясоносные, хотите камни – платите. Пусть не полную стоимость, скидку я сделаю, но платить все равно придется. Я при советской власти воспитывалась, а не при церковной, у меня пиетета перед вами нет.
Попытки меня пристыдить тоже результатов не дали. Может быть, ругались бы мы долго, но тут пришло письмо от управляющего. Он писал, что наткнулись на громадную залежь малахита. И даже вырубили уже глыбу весом чуть не в десять пудов.
Вот тут-то церковники и заинтересовались.
Можно ведь и "малахитовую шкатулку" внутри храма оборудовать. И получится так…
Это будет не архитектура, а высокое искусство. И начать можно уже сейчас, в преддверии визита высочайшего гостя. Показать хотя бы начало строительства, похвастаться сделанным, попросить дополнительное финансирование… это во всех мирах одинаково.
Сошлись на цене ниже среднерыночной, но достаточно приличной. И работа закипела.
Впрочем, я в это серьезно не вникала. Пусть сами разбираются, сами камнерезов ищут, сами все делают. Мое дело простое. Поставка камня.
Остальное – не мои проблемы.
* * *
– Мария Ивановна, мое почтение.
– Сергей Владимирович, рада вас видеть.
Ага, как бешеную собаку. Караулил он, что ли? Не успела выехать со двора, как нарисовался, гад! И выглядел Демидов как-то плоховато…
Побледнел, осунулся, сал одутловатым, под глазами залегли круги…
Не знаю, как в нем все это сочеталось, но на мой взгляд – он стал еще противнее и гаже, чем был. Но ведь и не пошлешь по матери!
– Мария Ивановна, я надеялся побеседовать с вами…
Я вздохнула.
– Сергей Владимирович, я плохо себя чувствую. Простите, я не принимаю последнее время…
Чувствовала я себя замечательно. Просто на кой черт вы мне все сдались? Есть несколько человек, которых я рада видеть, несколько – которых не могу выгнать, а остальные…
Нет меня!
Я сплю, я плохо себя чувствую, я в отъезде… да что угодно! Лишь бы вы поняли намек и вежливо укатились ко всем чертям! Демидов намека не понял.
– Я не отниму у вас много времени, Мария Ивановна.
– Я вас слушаю, – согласилась я. – Вы не возражаете побеседовать по дороге в лавку?
Называется, прогулялась за тканями. Но так хотелось ноги размять!
– Конечно, Мария Ивановна.
Демидов предложил мне руку, я сделала вид, что ее не заметила. Вот еще не хватало, с этой гадиной под ручку ходить. Сергей Владимирович намек понял и чуть отстранился. Но…
– Мария Ивановна, у меня к вам серьезное дело.
– Я вас слушаю?
– Вы предлагаете мне изложить его прямо здесь, посреди улицы?
Я пожала плечами.
– Сергей Владимирович, у нас не было никаких общих дел. И с моим мужем у вас тоже не было ничего общего. Так что привело вас ко мне?
– И… – выразительный взгляд в сторону Вани.
– Мой брат все равно все узнает. Я же и расскажу.
Демидов нахмурился.
– Просить вас об уединении не имеет смысла?
– Нет.
– Даже на пару минут? Пусть ваш… сопровождающий оставит нас ненадолго.
Ваня с Нилом зашипели хором. Змееныш громче, Ваня тише, но выразительнее. Я хмыкнула.
– Сергей Владимирович, или вы говорите все здесь и сейчас, или давайте распрощаемся? Эта беседа не доставляет мне удовольствия. Так что у вас за дело ко мне?
– То дело, которое у нас все же было и осталось незаконченным.
Я подняла брови.
– Простите?
– Наша свадьба.
Я чуть носом не полетела.
– Сергей Владимирович, вы еще вспоминаете об этой безумной затее?
– Более того. Мария, вы сами ставите меня в такое положение… я прошу вашей руки.
Я даже не сразу сообразила, о чем речь. А потом замотала головой так, что едва второй раз не полетела носом, спасибо, Ваня подхватил.
– Нет.
– Мария, это будет выгодно нам обоим. Вы получите мужа, статус, положение в обществе… это будет равноправный брак. Мы можем даже договор заключить.
Я только хмыкнула.
Равноправный брак, с договором…
Это обязывает, да. Не брак, а мечта феминистки. Все, что у меня есть, у меня и остается, я могу распоряжаться своими деньгами и временем, я могу…
Да все, что угодно. Это почти что брак двадцать первого века – полная свобода рук и действий. С одной стороны.
А с другой…
Кто там что проконтролирует? В том же Березовском? Кому я буду жаловаться на нарушение договора? И смогу ли я пожаловаться?
Нет, я в это не верю. Морковка вкусная, но я не осел.
– Нет.
Демидов смотрел зло и холодно, и я лишний раз уверилась в своем ответе.
– Подумайте еще раз, Мария.
– Мне сказать вам это слово еще сто раз? Сергей Владимирович, – я решила быть откровенной до конца. – Останься вы последним мужчиной на земле, я предпочту любую обезьяну. Лишь бы с вами не связываться.
Вышло резко, но доходчиво.
Демидов помрачнел еще сильнее.
– Это ваше последнее слово, Мария?
– Да.
– Что ж, не обессудьте.
Я поджала губы.
– Всего вам самого лучшего, любезнейший.
– И вам… дорогая невеста.
Демидов развернулся и ушел.
Ваня посмотрел ему вслед.
– Маш, может не стоило так-то резко?
Я покачала головой.
– Ваня, я жалею только об одном.
– Да?
– О том, что не могу убить этого человека.
Ваня подавился слюной и едва не уронил Нила. Хорошо я вовремя подхватила змееныша, который нервничал, вертелся и вообще проявлял агрессию. Как мог, конечно.
– Тише, мой хороший. Пока – не могу, но может, нам еще представится случай его убить?
– Шуточки у тебя, – опомнился Ваня.
Мне оставалось только плечами пожать. И с чего он решил, что это шуточки? Я серьезно.
Здесь и сейчас мне объявили войну и пообещали не брать пленных. А раз так…
Жаль, что я не могу убить Демидова первой. Он-то меня вряд ли пощадит.
* * *
Сорок дней пролетели весьма быстро, обернуться не успеешь. А вот и перрон.
И высочайший гость, который выходит из вагона, этак, небрежно, по широким откидным ступенькам. И чего б не шиковать, когда рядом стоят пара солдат и тебя всегда готовы подхватить?
