– А чувствую я себя на все двадцать.
– Если шутите, значит жить будете, барышня. Здесь больно?
Больно было и я сердито зашипела сквозь зубы.
– Да.
– Ничего не поделаешь, мне надо знать.
– Все я понимаю. Но дайте хоть пошипеть всласть!
Врач усмехнулся и продолжил осмотр, конца которого я не дождалась – отключилась.
* * *
Второй раз я открыла глаза в той же комнате. Чувствовала я себя намного лучше, слабость осталась, тошнота, головокружение и боль, но сейчас я была готова к этим "приятным" ощущениям, да и поменьше они стали.
Я шла на поправку.
– Маша?
В этот раз в комнате сидел Ваня.
– Я, я, – отозвалась я чуточку ворчливо.
– Как ты себя чувствуешь? Может, тебе водички?
Водички хотелось. И в туалет тоже хотелось, но когда я сказала о втором желании, братец, покраснев, потянул из-под кровати утку и пообещал позвать сиделку.
Я кивнула и попросила озаботиться на кухне бульоном. Подозреваю, ничего серьезнее мне просто пока нельзя. А вот бульончик с сухариками, в следующий прием пищи простоквашу… там и желудок заработает.
Ладно, нет худа без добра. Зато какая у меня будет тонкая талия! Просто шикарная!
Меня вполне профессионально обихаживали, обтерли мокрой губкой, помогли поменять рубашку, я посмотрела на свою рану, но ничего толком не увидела.
Плечо и часть груди было закрыто толстой повязкой, но бинты были чистые, плохого запаха не было, так что – нагноения и гангрены нет? Или все выжгло воспалением?
Что же я помню из медицины?
Температура подскакивает – организм борется? Да, как-то так… почему и не рекомендовали ее сбивать, кажется, до 38,5 или 39 градусов. Я, впрочем, все равно не сбивала.
А тут полыхнуло.
Похоже, мои лейкоциты уничтожили всю инфекцию с воплем: "хозяйка, жрать давай!!! ЕЩЕ!!!".
Отсыпали мне урок на будущее.
И ведь были у меня амулеты, были… не подействовали. Я оказалась слишком самонадеянна, подумала, что в любой ситуации успею их активировать – куда там! Мяукнуть – и то не успела!" Сообразить, что происходит! И провалялась сколько времени!
Поделом мне, дурехе!
А что можно сделать по данному вопросу? Не кольчугу же надевать под платье? Да и не поможет.
А что поможет?
Хм…
А платья тут из натуральных тканей. Может, добавить туда кевлар? Я формулу помню, осталось вспомнить еще, как его получить. Формулу мне знакомый рисовал, говорил, что безумно простая, бензол, азот, кислород… даже красиво получалось.
Но кевлар, кажется, не все способен выдержать. А если не кевлар?
Что у нас еще обладает высокой прочностью?
Надо подумать, прикинуть… как раз, пока лежу, будет мне занятие. За дурость надо расплачиваться. И виновата именно я.
Виновата.
Только не в том, в чем меня могут обвинить посторонние. В другом.
Не в небрежности и глупости. Не в опрометчивости и неосторожности, нет.
В смерти Анны Синютиной. Может, еще и Арины Синютиной. И смогу ли я это когда-нибудь искупить – Бог весть.
Если бы я не поменялась местами с Машей…
Я сделала что-то хорошее, но две жизни на моей совести. Не влезь я в эту семью, и жили бы они по-прежнему, прекрасно бы жили, не тужили, наследство получили, добро наживали – чего надо?
А я влезла.
Я не делала выбор ни за одну, ни за другую, но это моя, моя вина! Я поставила их в такие условия, что Анна и Арина не выдержали искушения. Они и не выдержали. И сорвались.
Результат?
Две смерти на моей совести.
Потому я и сорвалась к Анне на пожар. Потому что чувствовала вину за собой. Я никогда не скажу этого вслух, но ведь думать не запретишь.
Это – моя вина.
Сиделка ушла и вернулся Ваня. Вслед за ним просочился в дверь и Петя.
– Расскажете, что именно со мной случилось?
Спать пока не хотелось, а вот поговорить – даже очень.
– Ты ничего не помнишь?
– Ненавижу. Это я еще помню, а вот что было потом?
Ваню отчетливо передернуло.
– Тебя ранили. Петя побежал за фельдшером, а Елпифидор Семенович…
– А он там откуда взялся?
– Пост околоточного рядом. Помнишь?
– Он там дежурил? Не верю!
– Правильно, – согласился Ваня. – Не дежурил, пришел проверить, как там и что. И увидел оглушенного околоточного.
– Кто его так?
– Неизвестно. Но пришел он весьма кстати. Помог поймать Благовещенскую.
– Кого?
– Да, это она на тебя покушалась. Пуля попала в грудь, но я так понял, как-то очень удачно, – отчитался Ваня.
Как бы это ни звучало, но я тоже так думала.
Убить человека не всегда просто, иногда мешает отсутствие опыта. Надо было мне стрелять в голову, но там тоже вопрос. Череп же. Кость.
Могло пойти по касательной, могло еще как-то…
Мне стреляли в грудь. Пуля прошла, чудом не раздробив мне ключицу, но порвала какой-то сосуд и застряла чуть-чуть не выйдя наружу.
Пришлось ее доставать – для простоты операции – с другой стороны. Так что во мне есть сквозная дырка.
Лучше это или хуже?
Сложный вопрос, но по крайней мере, можно достаточно легко почистить рану, да и если начнется воспаление, нагноение – сквозная рана в этом плане выгоднее, чем обыкновенная. Как я поняла, рану мне тоже промыли и продезинфицировали.
Но постельный режим минимум месяц.
Не меньше.
И это еще посмотрим, как заживать будет.
Кормить Андрюшку тоже придется перестать. Сейчас это нереально. Да и пока я лежала в беспамятстве, у меня просто перегорело молоко. Возможно, это тоже добавило камешков на весы и пару лишних делений на градуснике. Малышу, слава богу, нашли кормилицу.
Нил? Змееныш пока был у себя в комнате. Спал. Днем его приносят ко мне, чтобы он тут поиграл хотя бы пару часов, иначе он становится неуправляемым. Его просто нельзя удержать, он рвется в эту комнату. Той ночью он тоже устроил концерт. Орал, шипел, пытался куда-то убежать… я так поняла, что ко мне. Сейчас все более-менее утряслось.
Господи…
– Как же хорошо, что я не взяла малыша!
Мальчишки переглянулись и тоже поняли. Ваня аж побелел. Представил, что пуля попадает в Нила или в Андрюшку – и едва сам не упал.
