Положение графа тем временем было незавидным. Прошли веселые времена, когда под карточный долг писались «Казаки». Теперь семья, ее благополучие требовали постоянного материального обеспечения. Надо новую мебель в дом, — считает жена Софья Андреевна. И правда, старая пришла в негодность. Вот вам и предыстория явления «Анны Карениной». И кто знает, может, именно соха вырезывала в голове гения самые изумительные откровения и честные признания, которые и ложились на бумагу. Но вовсе не хотелось возвращаться ему к рабочему столу. Ну, пожалуй, еще кружок по полю на забаву путешественников. И лошадь шла.
Как и многие, Толстой сочинял, не всегда ведомый вдохновением. Вернее, именно им ведомый, но вдохновение это рождалось не только возвышенными чувствами и высокими помыслами, а под спудом бытовых проблем, и подпитывалось банальными семейными нуждами. Но об этом как-то не принято говорить.
Тем временем Софья Андреевна тоже знала свою работу. Кроме детей и хозяйства, которые всегда поддерживались в образцовом порядке, были у нее и другие поразительные, но малозаметные труды. Ежедневно, до глубокой ночи она переписывала начисто, что сочинял ее супруг в течение дня. Называла работу эту ужасно скучной и тяжелой, потому только, что с отчаянием понимала: эта же, но сильно почерканная рукопись в следующую ночь попадет снова к ней в руки. И нужно будет начинать все сызнова: разбирать неразборчивый почерк мужа и переписывать начисто. Известно, что некоторые главы многочисленных романов переписывались полностью по десять раз. И вот усердие и преданность Софьи Андреевны были особо отмечены мужем — с гонорара за «Анну Каренину» им покупается не только мебель. Лев Николаевич с благодарностью преподносит супруге кольцо. Очень скромное, с рубином и двумя бриллиантами, купленное в обычном ювелирном магазине. В семье кольцо сразу прозвали «Анна Каренина». Рубин — не только залог счастья и долголетия. Он придает владельцу духовные силы и способствует совершению подвига. И это последнее свойство, согласимся, весьма точное определение положения Софьи Андреевны рядом с графом.
В конце жизни, в 1919 году, Софья Андреевна передала это кольцо (а также платиновый браслет Марии Николаевны Толстой-Волконской, матери мужа) двум Танечкам — своей дочери Татьяне Львовне Сухотиной и ее 14-летней дочке Татьяне Михайловне.
Татьяна Львовна была первым хранителем Ясной Поляны, которая стала музеем-заповедником после революции. В 1920 году она переехала в Москву, где активно занималась сохранением усадьбы в Хамовниках и организацией музея Толстого на Пречистенке, который и возглавляла с 1923 года. В 1925-м, весной, Татьяна Львовна Сухотина по протекции Анатолия Васильевича Луначарского отправилась в командировку в Европу — для чтения лекций о Толстом. С ней поехала и дочь. Вероятно, женщины и не предполагали, что уезжают из России навсегда, по крайней мере, именно Татьяна Львовна более всего боялась стать эмигранткой, о чем много писала и говорила. И здесь, конечно, надо понимать, Толстые, как и многие дворяне, попали в сумбур народной вольницы, а положение дворян было не то чтобы сомнительным, но несомненным. Жизнь дворянской семьи в советской России, несмотря и на то, что это уважаемая семья Толстого, могла сложиться по-всякому. Возможно, не помогла бы даже и охранная грамота, которой был Лев Николаевич Толстой.
В Европе жили скромно. За лекции платили немного. Но младшая Танечка, всегда увлекавшаяся театром, кинулась в него наконец с отчаянным восторгом. Она поступила в профессиональную труппу и с радостью необыкновенной всегда потом вспоминала то благостное время. Именно в театре познакомилась она и со своим будущим мужем доктором права Леонардо Альбертини, человеком чудесным и очень состоятельным. Он с энтузиазмом принялся устраивать жизнь новых родственников. Удивительно, но именно о материальной состоятельности жениха очень сожалела воспитанная в аскетизме Татьяна Львовна, которая нелегко переживала свое новое обеспеченное положение. Так или иначе, Татьяна Михайловна сделала блестящую партию, выйдя замуж еще и по любви, обеспечив себе душевное равновесие.
В силу разных обстоятельств только в 1975 году Татьяна Михайловна Альбертини посетила Советский Союз и потом приезжала на родину несколько раз. Она с благодарностью примечала, что сохранено все памятное и в московских домах, и в Ясной Поляне. Ей было известно, как тяжело пережили музеи Толстого войну, как на дома падали зажигалки, как спасались архивы и фонды, вывозимые на восток. Об этом писала Софья Андреевна Толстая-Есенина, которая в свои годы директорствовала в толстовских музеях. Рассказывают, что Татьяна Михайловна была потрясена трепетным отношением к своему деду, которое увидела. И по желанию матери, а также вдохновленная уже и собственным энтузиазмом, она передала в музей Толстого многочисленные архивы, дневники, семейную переписку. (Среди корреспондентов ее матери мы видим — Ромен Роллан, Андре Моруа, Бернард Шоу, Иван Бунин, Федор Шаляпин, Илья Репин…) И в семье, и в музее, конечно, придавали и придают главное значение именно этому духовному наследию. Но было и еще одно небольшое подношение — маленькое колечко с рубином и двумя бриллиантами, та самая «Анна Каренина» (передан в музей был и платиновый браслет матери писателя). Порой ведь и материальные вещи выводят истинную духовную связь. Снимая кольцо с пальца, Татьяна Михайловна объяснила, что это знак благодарности людям за сохранение памяти деда. Татьяна Михайловна вспоминала хлопоты и волнения, связанные именно с немногочисленными семейными украшениями. Их все время прятали, прятали, прятали… заворачивая в платочки и тряпочки и засовывая в самые укромные места. Сначала здесь — в Ясной, в Москве, потом в пути, затем в Европе, потому что только эти вещицы у них и оставались. И прятали… прятали… прятали…
Вспомним здесь, что Татьяна Львовна получила от Софьи Андреевны на все про все — браслет и колечко. (Обручальные кольца Льва Николаевича и Софьи Андреевны также хранятся в музее Толстого в Москве.)
Неужели ничего уж так и не осталось? Поверить в такое отсутствие драгоценных реликвий в семье Толстых, славных хранением традиций, практически невозможно. И такая реликвия нашлась.
Титульный перстень с камнем сердца
Традиционно в многодетных дворянских семьях был — старший в роде. Им после отца становился старший сын, затем, если у него не рождалось мальчиков или ветвь вообще пресекалась, старшинство переходило следующему брату, потом к его сыновьям и так далее. Чаще всего символическим атрибутом старшинства был перстень-печатка с гербом, который и передавался в семье от старшего к старшему.
Фамильная печатка Толстых из светлого золота с сердоликом, на котором вырезан фамильный герб. Подчеркнуто простой в ободковой оправе перстень сильно напоминает пушкинский, тот, что оказался у Марии Николаевны Раевской (Волконской). Хотя удивительного тут ничего нет. Как раз такого, скажем, фасона мужские кольца были очень популярны именно в первой четверти XIX века. Вспомним, что в особой моде тогда был и сердолик — камень сердца. Он привлекал теплым цветом, а также отличался мягкостью, по нему ювелиру легко было резать всякие знаки и сообщения. Недаром сердолик слыл камнем красноречия, и чего только не помещали на нем заказчики — разнообразные шутки, своеобразные заклинания и обращения к могущественным богам. Вырезывали частенько и всякие глупости, особенно отличались в посланиях страстные любовники. Такие камни уже становились сердечными амулетами. Самыми скромными из подобных картинок можно считать амурчиков, эротов, нимф или сердечки, подраненные стрелой. Словом, в то время умели пошалить. Впрочем, нередко на камень помещали и фамильные гербы, чтобы такой печаткой запечатывать бумаги и письма. Так и в нашем случае. На гербе Толстых щит и скрещенные сабля и стрела, продетая в кольцо ключа. Этот рисунок говорит о древности рода. Две борзые собаки, поддерживающие щит с двух сторон, предвещают скорый успех в делах.
