– Беги скорей туда, – настаивала приятельница, – там хорошо.
– Не хочу с идиотами общаться, – закапризничала Клава.
– У них платят больше, – воскликнула подруга, – коллектив отличный. Съезди, посмотри. Никто тебя насильно пахать не заставит.
Клава отправилась в приют на разведку и осталась там. На новом месте были одни плюсы: зарплата выше, кормили вкусно и домой еды можно сколько угодно взять, больных немного, остается время посидеть на скамеечке, отдохнуть. Заведующая, как мать родная, ни за что не ругает, если накосячишь, только вздохнет: «Ну, ты же ненарочно». Пациенты тихие, послушные, если кто начнет капризничать, то его легко успокоить с помощью конфеты или булочки. Юрасово от Касьянова недалеко. На маршрутке десять минут, коли пешком прямиком через лес медленным шагом, то за пять доберешься. Вставать теперь можно было в семь, а не в четыре тридцать, медленно собираться, не торопясь прийти к восьми на службу, там позавтракать, поболтать с персоналом. И все в интернате были добрые, заботливые. Один раз у Клавы сильно заболела голова, местный доктор померила ей давление, уложила в свободной комнате, и провела там санитарка три дня королевой. Все на подносе в кровать приносили, капельницы ставили. Заведующая Наталья Ивановна угощала фруктами. Ну и кто захочет подобную службу потерять? Уж точно не Клава. Панасина старалась как могла, все полы-унитазы-раковины сияли, даже самый придирчивый взгляд не мог заметить соринку.
У Клавы была сестра Раиса, та жила в Москве. Рае не везло в жизни, у нее родилась дочь с синдромом Дауна. Муж, узнав о проблеме, заявил:
– Шлюха! У меня не мог родиться ребенок-урод, я здоровый. Изменила мне? Сама теперь и выкручивайся.
Хлопнул дверью и исчез.
Алиментов Раиса не получала, на хорошую работу устроиться не могла, дочку Галю в детский сад не брали. Клава помогала сестре, а потом предложила ей:
– У меня большая квартира, аж три комнаты. Одна в хоромах тоскую, сын с женой и дочкой в Ларкине живут. Переезжайте с Галюшей в Касьяново. Ты свою двушку сдашь, деньги получать будешь. Станешь хозяйство вести, огород обиходить, курей, козу заведем, а Галюне лучше на воздухе, она может одна во дворе гулять, никто ее не обидит. И яйца свои у нас, и молоко, из интерната суп и котлеты.
На том и порешили. Жили сестры дружно, не скандалили, потом Рая умерла. Клава осталась с Галей на руках. И что делать?
Санитарка стала приводить девушку в интернат, надеялась, что никто не заметит ее присутствия. Но, конечно, все скоро увидели Галюшу. Через пару месяцев Наталья Ивановна вызвала уборщицу к себе в кабинет. Клава вошла и с порога заплакала:
– Не выгоняйте меня, я что-нибудь придумаю.
– И в мыслях не было тебя, самой лучшей работницы, лишиться, – произнесла заведующая, – я уже все сделала.
– Что? – оторопела Клава.
Начальница помахала какой-то бумажкой.
– Галочка сирота, одна она жить не может. Таких людей определяют в интернаты. Вот направление. Иди обустраивай племянницу в пятой палате. Она самая маленькая, поэтому там двоих поселить нельзя. Галюша будет жить в комнате без соседки.
Клава упала на колени и зарыдала. Заведующая перепугалась, кинулась к ней.
– Тебе плохо?
– Я за вас жизнь отдать готова, – рыдала Клава, – спасибо, спасибо, спасибо.
– Ну, ты меня напугала, – выдохнула Наталья, – вставай. Совсем нетрудно Галю к нам взять. Место есть.
Жизнь Клавы потекла своим чередом. Галя чувствовала себя в интернате счастливой: занималась пением, рисовала, смотрела вместе со всеми по вечерам телевизор, много гуляла. Клава регулярно получала премию, у нее появились деньги, Панасина приоделась, модно подстриглась, сделала дома ремонт. Несколько лет прошло в безоблачном счастье, а потом богиня зла вспомнила про Клаву и решила: хватит ей жить припеваючи.
Глава четырнадцатая
Седьмого сентября у санитарки был очередной выходной. Галочка никогда не расстраивалась, если тетя исчезала на день, а то и на два. Она весело говорила:
– Пока, пока!
И убегала по своим делам. Наталья Ивановна объясняла персоналу:
– Опекаемым следует постоянно чем-то заниматься. Если они останутся не у дел, начнутся скандалы, ссоры, выяснения отношений.
По штату в интернате не полагались педагоги. Но заведующая непонятно как договаривалась с разными учителями, поэтому у постояльцев на самом деле не имелось пустых минут. Утром они завтракали, потом занимались музыкой, после шли в сад. На природе не просто гуляли, а ухаживали за цветами, красили забор, зимой чистили дорожки, насыпали в кормушки еду для птиц… Много хлопот у деревенских жителей. Нагулявшись, обедали, отдыхали часок, потом появлялся педагог по рисованию, лепке. Перед праздниками мастерили гирлянды из бумаги, фонарики, готовили подарки для персонала. Новый год, Восьмое марта, Двадцать третье февраля, Пасха тоже проходили весело. Больные вручали врачу, медсестрам, санитарке собственноручно сделанные салфетки, панно, еще что-нибудь. А сотрудники дарили им шампунь, душистое мыло, краски, платочки. И конечно, всех поили чаем с тортом. Дед Мороз и Снегурочка прибывали первого января, для них организовывали концерт, к которому постояльцы приюта долго готовились: учили стихи, песни, показывали смешные сценки. Дни рождения тоже отмечали, в интернате содержалось мало пациентов, поэтому всем уделялось должное внимание.
Умирали ли подопечные? Да. Совсем пожилые к Наталье Ивановне не попадали, но, увы, смерть может прийти и за тридцатилетним. И тут снова надо отдать должное директрисе. Если ей докладывали, что кто-то из контингента заболел, то Наталья Ивановна моментально переводила больного в бокс, который оборудовали в подвале.
– Нам не нужен повальный грипп, – строго говорила начальница, – да и простуда тоже ни к чему.
Подобная тактика приносила свои плоды. К сожалению, в социальных интернатах нередки вспышки заболеваний. Кто-то из посетителей принесет вирус, и три четверти списочного состава слягут. Но тех, кто обитал в Юрасове, никто не навещал, у них не было родных. А изоляция в подвале не давала заразе распространяться. Через неделю-две больной выздоравливал и возвращался к привычному образу жизни.
Но иногда получалось иначе. Через день после того как подопечный оказывался отделен от других, за ним спешно прикатывала «Скорая». Все. Спустя некоторое время в интернате появлялся новый обитатель.
Когда Клава вернулась после двух выходных на работу, Галюша ее не встретила. Санитарка не удивилась, решила, что девушка чем-то занята, переоделась, хотела идти за шваброй, и тут в раздевалку вошла доктор Валентина Ивановна. У Самойловой на лице было такое выражение, что Панасина медленно опустилась на лавку. Она поняла, что случилось нечто ужасное.
– Галя? – пробормотала она. – Да?
Врач села рядом и обняла санитарку.
