– Не Волкова, как Елена Петровна? – заинтересовалась я. – Странно.
– Бузурукинская, – повторила Аня.
– Не вижу пока ничего удивительного, – воскликнул Кузя, – Ксения Федоровна вышла замуж, записала дочь на отца.
– Анна нам только что сообщила, что бабушка категорически не хотела говорить о дедушке, – напомнила я, – женщина так себя ведет, если мужчина ее насмерть обидел. Сомнительно, что Ксения дала дочке фамилию, которая вызывала у нее неприятные воспоминания.
– Ну, это только начало рассказа, дальше еще интереснее, – пообещала Аня. – Я стала искать Бузурукинскую Ксению Федоровну и…
Девушка сделала паузу.
– И быстро выяснила, что женщина с такими данными скончалась, когда мне было около двух лет.
– Так, – протянул Дегтярев.
– Бузурукинская – не самая распространенная фамилия, – продолжала Аня, – я не нашла ни одного человека с такой.
– Возможно, несмотря на уникальность данных, имелась все же еще одна женщина – тезка вашей бабушки, – предположил Леня.
Аня подняла бровь.
– Бузурукинская Ксения Федоровна? И день рождения у нее шестнадцатого марта, как у бабушки?
– Это уж слишком, – согласился Леонид.
Глава третья
Аня открыла сумку и вынула папку.
– Бабушка терпеть не могла фотографироваться. И что уже совсем удивительно, у нас нет альбомов со снимками.
– Они в каждой семье есть, – воскликнул Сеня, – толстые такие, с обязательными отпечатками из советских лет. В детские сады и школы на Новый год, на выпускные вечера всегда приглашали фотографа. Родители покупали стандартные снимки и бережно их хранили. Свадьба. Рождение детей. Похороны. Все события непременно запечатлевались. Фотоаппарат считался дорогой техникой, но многие граждане его приобретали, потом в ванных комнатах проявляли пленку, печатали снимки.
– А у нас нет альбомов, – повторила Аня, – удивительное дело, до какой степени дети порой нелюбопытны. То, что мама не собирает фотографии, я поняла лишь недавно, когда стала искать ее предков. Вернее, у нас есть «летопись», связанная со мной. Детский сад, школа. Мне сейчас двадцать два года, поэтому в раннем детстве меня не снимали на телефон. Мама и бабушка не имели мобильных с камерами.
Аня вздохнула.
– Я на самом деле оказалась крайне нелюбопытной. О работе бабушки вообще ничего не знала. Да и маминой службой не интересовалась. Ксения Федоровна была связана с медициной, мама работает в поликлинике, но я никогда у нее там не показывалась. Она до сих пор трудится, мы финансово вполне обеспечены. Но дорогие телефоны они не покупали. Бабушка говорила, что никогда не поймет, как пользоваться телефоном без кнопок, еле-еле от наборного диска отвыкла. У нее так и осталась «раскладушка». Нет у меня ее снимков. Но, проявив настойчивость, я раздобыла несколько фото бабушки. Вот копии не очень хорошего качества, но вы все поймете.
Аня положила на стол лист.
– Здесь хорошенькая, круглолицая молодая блондиночка, которая получила в положенный срок свой первый паспорт, его в СССР выписывали в шестнадцать лет. Перед вами фото для паспорта, найденное в архиве, и там же добыто второе. Бабушка спустя время «серпастый, молоткастый»
[2] потеряла, ей выдали другой. И вот снимок из него.
Леня стал рассматривать материалы.
– Та же блондинка. Слегка изменилась, но похожа. Овал лица чуть поплыл, добавились килограммы. Но женщина вполне ничего. Те же кудряшки, курносый носик, пухлые губы, глаза явно светлые. Тип – сельская красавица. Таких в России много.
– Ладно, – сказала Аня, – а вот снимок Ксении Федоровны, он сделан в мой день рождения по моему требованию. Хорошо помню тот день. Мне исполнилось одиннадцать. Я въезжала в подростковый возраст, обижалась на всех, находила любой повод, чтобы надуть губу. У нас просторная, прекрасная квартира. Мама никогда не запрещала мне приглашать подруг. Нельзя было только ходить в уличной обуви по дому и совать любопытный нос в спальню бабушки. Дни рождения мне устраивали пышные, с гостями, тортом. Но тогда мне ударило в голову: устроить праздник в сетевой бургерной! Мама с бабушкой не обрадовались, но согласились. В трактире имелась комната для празднования, гамбургеры, воздушные шарики и клоун-ведущий. Когда внесли торт, аниматор велел:
– Делаем общий снимок!
Бабуля тихо встала и пошла к двери, она явно не хотела быть запечатленной. Но я ее остановила:
– Ты куда?
– Душно здесь, голова закружилась, – объяснила Ксения Федоровна.
Но я закричала:
– Хочу фото с бабушкой! У меня день рождения, праздник!
– Мама, не уходи, – попросила Елена Петровна, – думаю, тебе лучше согласиться.
И бабуля осталась. Клоун сделал несколько снимков на поляроид. Вот вам один. Оцените!
– Опаньки! – воскликнул Кузя. – Можно не включать программу определения личности по костям черепа. Тут все визуально понятно. И темные волосы в придачу.
– Их можно покрасить, – пробурчал Дегтярев, – в возрасте Бузурукинской люди седеют.
– Верно, – согласился Леня, – с прической можно проделать что угодно. Но некоторые части лица после того, как человек вышел из юного возраста, не меняются. Что мы имеем на фото с дня рождения Ани? Узкое лицо, глаза расположены близко к носу, глубоко посажены, лоб высокий, широкий. А теперь посмотрим на копию снимка из паспорта, который Бузурукинская получила в шестнадцать лет. Забудем про шевелюру. Глаза! Они слегка навыкате, раскосые. Переносица широкая. Лоб узкий, низкая линия роста волос. Лицо круглое. По снимку трудно понять, но, похоже, у девушки был синдром Дауна, который не слишком выражен внешне. Но фотокопии не ахти. Я не вижу, есть ли эпикантус. Он может быть и у человека без синдрома Дауна. Короче, Ксения Федоровна в бургерной не та Ксения, которая получила первый паспорт.
Леня потер руки.
– Бузурукинская умерла, о чем, полагаю, есть запись в соответствующей книге. Потом Бузурукинская ожила и достигла весьма преклонных лет. Вот только внешность ее дивным образом изменилась. Возникают вопросы.
– Да их полно! – подпрыгнула Аня. – Как документы покойной оказались у моей вполне живой бабули? Кто она? По какой причине решила жить под чужим именем?
Сеня потер затылок.
– При наличии определенных связей проделать такой финт можно. Не хочу сказать, что легко и каждый способен на это. Но есть возможность воспользоваться паспортом мертвеца, я знаю пару человек, которые тоже «ожили». В годы перестройки с перестрелкой это был любимый трюк главарей преступных группировок. Их убивали в каких-то разборках, они погибали в ДТП, а потом в уютном тихом месте быстро строился дом, в который вселялся законопослушный Ваня Иванов и жил себе припеваючи, и до сих пор проживает. И никто не знает, что косточки настоящего Вани давно в лесу закопаны.
